– Мадам, сам я больше ничего не могу поделать, ровным счетом ничего! У меня нет никакого влияния на хозяина. Может быть, вы…
– Да у меня-то какое может быть влияние? – ответила миссис Ауда. – Мистер Фогг ничьим влияниям не поддается! Разве он когда-нибудь понимал, насколько безгранична моя благодарность, как она переполняет мое сердце? Пожелал ли он хоть раз заглянуть ко мне в душу? Друг мой, его нельзя оставлять одного. Даже на мгновение! Вы говорите, он выражал желание побеседовать со мной сегодня вечером?
– Да, мадам. Речь наверняка пойдет о том, как упрочить ваше положение здесь, в Англии.
– Что ж, подождем, – отвечала молодая женщина в глубокой задумчивости.
Так и вышло, что в этот воскресный день дом на Сэвилл-роу все еще выглядел необитаемым. Впервые с тех пор, как Филеас Фогг в нем поселился, он не пошел в Реформ-клуб, когда башенные часы на здании Парламента пробили одиннадцать.
Да и зачем бы ему показываться в клубе? Коллеги больше не ждали его там. Коль скоро вчера вечером, в ту роковую субботу 21 декабря, Филеас Фогг не появился в клубной гостиной до восьми часов сорока пяти минут, его пари проиграно. У него даже не было надобности обращаться к своему банкиру, чтобы взять у него двадцать тысяч фунтов и передать эту сумму выигравшим. У них на рукахчек с его подписью, им оставалось лишь подписать его и предъявить, чтобы двадцать тысяч были переведены на их счет.
Короче, у мистера Фогга не было нужды выходить из дому, вот он и не выходил. Остался у себя в комнате, наводил порядок в своих бумагах. А Паспарту без конца метался вверх-вниз по лестнице дома на Сэвилл-роу.
Для бедного парня время словно бы остановилось. Он замирал у двери комнаты хозяина, прислушивался и, поступая так, даже мысли не допускал, что проявляет хоть малую нескромность! Он заглядывал в замочную скважину и воображал, что имеет на это полное право! Паспарту ежеминутно опасался какой-нибудь катастрофы. Иногда он вспоминал о Фиксе, но в его душе совершился переворот: злость на полицейского инспектора прошла. Фикс, как и все прочие, не понимал Филеаса Фогга, ошибался на его счет. Выслеживая его и арестовав, сыщик лишь выполнял свой долг, тогда как он, Паспарту… Эта мысль изводила его, он чувствовал себя последним ничтожеством.
В конце концов, когда Паспарту становилось до того тоскливо, что он не мог дальше маяться в одиночестве, он стучался к миссис Ауде, входил в ее комнату, не говоря ни слова, пристраивался в уголке и смотрел на молодую женщину, все еще погруженную в свои мысли.
Вечером, около половины восьмого, мистер Фогг поручил слуге спросить у миссис Ауды, сможет ли она принять его. Через минуту эти двое остались в комнате с глазу на глаз.
Придвинув стул к камину, он сел напротив молодой женщины. На его лице никто не заметил бы и тени волнения. Фогг, объехавший вокруг света, нимало не изменился: он в точности походил на Фогга, который в это путешествие отправился. То же спокойствие, та же невозмутимость.
Минут пять они просидели молча. Затем, подняв глаза на миссис Ауду, он спросил:
– Сударыня, вы мне простите, что я привез вас в Англию?
– Я, господин Фогг?! – воскликнула миссис Ауда, пытаясь унять сердцебиение. – Мне… прощать вас?
– Прошу, позвольте мне договорить, – продолжал мистер Фогг. – Когда я задумал увезти вас подальше от тех мест, где вам грозило столько опасностей, я был богат и рассчитывал передать в ваше распоряжение часть того, чем владел. Ваша жизнь стала бы свободной и счастливой. Но теперь я разорен.
– Мне это известно, мистер Фогг, – отвечала молодая женщина, – и я, в свою очередь, прошу вас простить мне, что последовала за вами и, может быть, – как знать? – тем самым способствовала вашему разорению, задержав вас в пути.
– Сударыня, вам нельзя было оставаться в Индии. Ваше спасение не могло быть гарантировано, пока вы не оказались достаточно далеко от этих фанатиков, чтобы они не могли захватить вас снова.
– Значит, господин Фогг, вы, не ограничиваясь тем, что вырвали меня из рук страшных убийц, вменяли себе в обязанность еще и обеспечить мне достойное положение на чужбине? – уточнила миссис Ауда.
– Именно так, сударыня, – отвечал Фогг, – но обстоятельства повернулись против меня. Тем не менее я прошу у вас позволения использовать для вашего блага то немногое, что у меня осталось.
– Но как же вы, господин Фогг? – пролепетала миссис Ауда. – Что будет с вами?