the Notebook. Найденная история

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сударыня, у каждого человека есть прошлое, предыстория, о которой он в связи с обстоятельствами и особыми причинами не имеет желания рассказывать, – медленно заговорила я, осторожно подбирая слова. – У вас, как и у меня есть целая жизнь до апокалипсиса, и я бьюсь об заклад, что никто из вашего окружения досконально не знает о ней. Да, в общих крупных чертах и лишь то, что вы пожелали открыть, это и известно вашему окружению. Но сколько пыльных углов, сколько мешков тайн и скелетов в бесчисленных шкафах вы припрятали, и я уверена, продолжаете скрывать от всего мира! – Мэрилин от моих слов остановилась, вздрогнула и как-то вдруг осунулась. Передо мной стояла одинокая пожилая женщина, та, которую она прятала в себе многие годы. – Я не прошу открыться мне и вынуть на свет божий все ваши потери и тайны, все надежды и рухнувшие небеса вашей молодости. Мне это не нужно. Мне достаточно того, что вы есть, что о вас говорят, и что вы соответствуете людской молве. Прошу, примите и вы меня без предысторий. Я клянусь вам своей жизнью и дружбой своих друзей, что я никоим образом не состою в сговоре с Медродом и его людьми и целиком на вашей стороне. Поверьте мне, прошу.

Она вновь вздрогнула, по лицу её пробежала волна эмоций, отчего лучистые глаза её увлажнились и в свете факела обрели маслянистый блеск. Мэрилин приблизилась ко мне, и легонько коснувшись пальцами моего подбородка, повернула моё лицо вверх.

– Кто же ты такая? Откуда ты? И почему так сильно задела внутри меня то, что я похоронила много лет назад? – Задавал вопросы взволнованный осипший голос дамы. – Я была уверена, что прошлое умерло для меня, оставив лишь память. А что, по сути, память, как не глянцевая открытка, которая тускнеет и растрескивается от протекающих лет? Ты мне напомнила моего старшего сына, ему было всего двадцать три года. Навсегда осталось двадцать три…. Мой старший забияка, Марк. Он всегда был смелым мальчиком и вырос в крепкого мужественного юношу. Его вера в правоту, уверенность и бесстрашие погубили его. Так я думаю, во всяком случае. Я давно не копошила память о нём и его младших братьях, Михаиле и Матвее. Мне было спокойнее жить, зная, что где-то далеко в воспоминаниях покоится потрескавшаяся карточка с их милыми лицами. Но тебе удалось отыскать эту открытку и вытащить её на свет из далекой тьмы забвения. Но я их не забывала. Мальчики мои! – Мэрилин плакала и приглушённо стонала, глядя мне прямо в глаза, но не смотря на меня. – Давно потерянные сыновья. Я помню о вас, мои хорошие, мои любимые, мои ангелы, Марк, Матвей, Михаил. Как вас не хватает вашей старой матери!

Как же мне было жаль эту женщину, стоявшую надо мной и взывавшую к прошлому, оплакивавшую кровную потерю и смотревшую в меня, словно в зеркало времени!

– Мне очень жаль, Мэрилин. Простите, я не хотела бередить вам душу. – Я чувствовала беспомощность от её крохотных слёз, скатывавшихся горошинами по тонким бороздкам морщин лица.

Что-то в моём голосе её отрезвило и вернуло в действительность, женщина, что секундой ранее источала слабость и бессилие, вмиг выпрямилась и посуровела, закрыв от меня внутреннюю боль.

– Не смей меня жалеть! Слышишь? Никогда не смей! – Лицо Мэрилин побелело от возмущения, а глаза просохли и вновь сияли пронзительной синевой. – Больше всего на свете я не выношу жалости и фальши.

– Это было сочувствие, а не жалость. Разные вещи. – Я отвела взгляд от её полыхающих негодованием глаз. – Извиняться за это я не буду.

Она хотела что-то сказать, но остановилась и сдержала поток эмоций.

– Прости, Лиза. Просто ты первая перед кем я так сильно раскисла. Для меня это подобно тому, как вроде бы потерять лицо.

– Вы почувствовали себя беззащитной и уязвимой. А это никому неприятно. Я понимаю, – понимающе ответила я.

– Да, именно так. Я сама так долго жалею людей, что отвыкла принимать от них сочувствие. Вот и у сильной Мэрилин нашёлся недостаток, – горько усмехнулась она.

– У каждого есть недостатки. Без них люди бы были роботами или Богами. Что то, что другое – перегибы, – ответила я. – Успокойтесь. Я никому не расскажу о том, что здесь произошло.

– А я и не прошу тебя скрывать это, дитя. Слёзы – показатель человечности и того, что душа чувствует, а не зачерствела. Я лишь прошу не жалеть этих слез. Прости меня за резкость.

– Я и не думала на вас обижаться. Я знаю, что значит потеря близкого человека, – тихо отозвалась я.

– Ты тоже потеряла сына? – Мэрилин замерла от моих слов.

– Нет… друга… очень близкого, – вздохнула я, отводя глаза. – Совсем недавно. Он был моим наставником.

– Наставник – точно второй отец, – произнесла женщина. – Так любил говаривать мой дед, когда я была школьницей. Сочувствую твоей утрате, Лиза. Потерять наставника, дарованного тебе судьбой, это суровое испытание. Но ты справишься. Все мы справляемся. Иначе жизнь остановится.

– Вы мне верите? Вы поверили мне? – Я вдруг поддалась внутреннему порыву и встала со скамьи. – Вы верите?

– Я поверила тебе давно, Лиза, – спокойно ответила Мэрилин. – Удивительно, но я поверила, как только впервые посмотрела тебе в глаза. Не могу этого объяснить, это постичь невозможно, а впрочем, я сумасшедшая старуха, как считают меня многие, правда, бояться заявить об этом мне в лицо. У тебя необыкновенный взгляд, нетронутый этим миром. Я вижу горе и утраты твои, но они извне, не отсюда. Ты юна и чиста для Уолверта. И я не вижу на тебе печать Медрода, его длань не коснулась твоей души. Всё это я вижу и чувствую. И я открыто заявляю – я тебе верю.