— …Вииль-Ваал — это наш старейшина и почти бог.
— Вот как? — удивился Лавров.
Он и подумать не мог, что в начале двадцать первого века в стране, где орудуют пираты, пользуются гаджетами и есть интернет, встречаются люди, подвластные таким допотопным предрассудкам.
— Да, — суеверно продолжила Аня, еще более понижая тон. — Днем он молодой, вечером стареет и мудреет, а ночью умирает, но с утра опять воскресает и опять выходит к нам.
— Что за бред? — удивился Хорунжий.
— Подожди, Игорь, надо разобраться. Это как, прямо так и умирает? А почему он почти бог?
— Что бы он ни сказал, все сбывается. Он думает весь день, а потом вечером стареет и говорит… А утром все сбывается.
Виктор делал три дела сразу: принимал пищу, говорил с сомалийкой и смотрел в пустой дверной проем. Там на улице мальчишки на лету сбивали птиц камнями и радостные куда-то их уносили. Удивительная меткость! Лавров поначалу даже не поверил своим глазам. Такому умению мог бы позавидовать любой опытный гранатометчик.
— В один год был неурожай. Посевы сожгло солнце, но Вииль-Ваал сделал так, что мы не голодали. Приходилось жертвовать детьми, но мы не в обиде…
— Что-о-о-о? — протянули Лавров и Хорунжий в один голос. Маломуж к этому времени уже спал, а то бы удивился и он.
— Отдавали детей духам саванны, и вскоре у нас появлялась пища. Мы ее находили или на берегу, или неподалеку, за кустами, или…
— …Аня! Ты же взрослый человек! Ты веришь в это?! — почти закричал Игорь.
— Я вас не понимаю! — удивилась сомалийка.
Она действительно не понимала Хорунжего.
— Вииль-Ваал — это наше все. Он очень уважаемый человек, и отец говорит, что он общается с самим Аллахом.
«Просто секта какая-то. Цирк дедушки Дурова. Хочу — казню, хочу — милую», — думал Лавров, продолжая следить за мальчишками, которые охотились на птиц.
— Что они с ними делают? — вслух задал себе вопрос украинец.
— Едят, — спокойно ответила Аня. — Рыбаков в селении не осталось, есть всего две верблюдицы, но они дают молоко — их резать нельзя. Вот и…
— Но это же немыслимо! — возмутился Виктор. — Что ж ваш полубог детей не накормит?
Аня не стала больше слушать крамольные речи белого человека, собрала пустую посуду и ушла, не прощаясь.