— Как тебя зовут?
— Хильдибрандр Инкерманский, — представился гот своему спасителю.
— Будешь и дальше хранить этот камень, пока я не завоюю свое королевство, — сказал Олаф. — Но не в Доросе, а в Киеве. Это тоже христианское княжество, только гораздо надежнее готского.
Монах Инкерманского монастыря научил киевского князя разговаривать с голосом Иисуса из камня святого Климента. Владимир отказался от притязаний на византийский престол. Из Херсонеса он вернулся обустраивать «третий Рим» — землю Русскую. А камень стал хранить в Десятинной церкви, которую построил на месте дома Торгисля и Улиты. Для этого же храма он издал первый русский письменный закон — Устав церкви во имя Успения Пресвятой Богородицы.
Глава 20
Вииль-Ваал — предводитель нищих
Вииль-Ваал оказался совсем не похожим на своего брата Хуура — Аворебзака. Он больше смахивал на внучатого племянника. Мужчина лет тридцати — тридцати пяти, властный, рассудительный, но, судя по лицу и мимике, не очень умный, восседал на небольшой возвышенности неподалеку от своего жилища — мундулло.
— Хуур? Ты сказал Хуур? — насупился Вииль-Ваал, черты лица которого были ближе к негроидной расе. — Наш белый гость дружит с духами зла?[21]
Виктор и его группа спустя сутки после побега из благотворительной миссии в Марке с большим трудом добрались до поселения части племени дарод, проживающей у самого побережья Индийского океана.
Путь был неимоверно тяжелым. Вернуться в Марку, чтобы найти свою охрану с грузовиком, не представлялось возможным. Разгуливать по городку, который своими масштабами был чуть меньше киевского района Оболонь, было небезопасно.
Лавров и Хорунжий, хоть и облегчили Маломужа максимально, не дав ему из поклажи решительно ничего, видели, что мужественный Олег, получивший тяжелую травму всего трое суток назад, все-таки начал потихоньку сдавать. За ночь было пройдено всего пять миль[22], и только по счастливой случайности группа Лаврова не стала объектом охоты хищников.
Во время очередного привала рано утром у небольших зарослей акации Виктор и Игорь уже стали подумывать о том, чтобы соорудить носилки и нести Олега вместе с вещами, несмотря на его бурное негодование. Но внезапно вдали показались кочевники, перебиравшиеся на свою очередную заимку.
Целый час Виктор препирался с хитрыми скотоводами, пытаясь договориться об аренде верблюдов, но тщетно: или покупай, или иди себе с миром. Лавров решился бы на покупку такого транспорта, лишь бы поскорее добраться до места назначения, но истощившийся бюджет экспедиции не выдержал бы не то что трех верблюдов, но и одного верблюжонка. Наконец журналист сделал то, чего никогда не позволил бы себе при других обстоятельствах, но на кону было здоровье и даже жизнь друга — Олега Маломужа. Ему удалось обменять свой новенький «Никон» на старого больного верблюда и бурдюк со свежей питьевой водой. Виктор ни на секунду не сомневался в правильности своего решения. Они с Хорунжим пойдут пешком, только бы оператор не умер в дороге. Олег, которого разморило от монотонного движения и усталости, обложенный вещами, даже уснул на верблюде. Он совсем не собирался умирать… Зато умер верблюд. Не дойдя до конечной цели каких-то три мили, корабль пустыни остановился, присел и, завалившись на бок, приказал долго жить.
— Умер от старости! — констатировал Маломуж.
— Вот спасибо, а то мы не знали! — рассердился в ответ Виктор.
«Это была самая дорогая прогулка рядом с верблюдом в моей жизни. Двадцать миль за тысячу долларов. Свет не видал веселей дурака, Лавров…»
Бросив павшего верблюда на растерзание хищникам, оставшуюся часть пути путники преодолевали, стиснув зубы. Особенно это касалось Хорунжего и Лаврова. К поселению без названия, что в тридцати милях к северу от благотворительной миссии в Марке, смертельно уставшие путники добрались только на следующее утро.
…И вот теперь этот царек Вииль-Ваал, чтоб его черти взяли, морочил голову и Виктору, и всей его группе, не припоминая, кто такой Хуур, вместо того, чтобы принять их по-человечески.
— Хуур сказал, что он твой брат, — едва сдерживая эмоции, заявил Лавров тугодуму на «троне».
Африканец пожал плечами и посмотрел на своих подданных, как бы спрашивая: «Вы это слышали?»