– Хуже бывает!
Гулям-Гуссейн дивился не столько сочувствию, сколько тому, как распустился эскадрон. Но он не испытывал сожаления, что здание службы, возводимое и украшаемое с таким трудом, явно осыпалось.
Весельчак Багир, казак, которого вахмистр так ценил в тяжелых походах, – а в Персии они все тяжелые, – кричал:
– Крепись, Гулям-Гуссейн! Ты сидишь в покое и прохладе. А «он» ездит по жаре по твоим делам. Тень только под брюхом лошади.
Вахмистр с улыбкой вошел в черную тьму карцера.
Голоса двора гудели в ухо необъяснимо и чудесно, как шумы морской раковины.
XVI
Ночью поручик привел к Эддингтону хилого, истощенного териаком человека, пристава того участка, где, по некоторым сведениям, укрывался сабзи-фуруш.
Не говоря ни слова, Эддингтон вынул из стола приготовленные двадцать пять туманов и передал через руки
Асад-Али-хана полицейскому.
– Я дам вам вдвое, если вы сделаете все дело по нашему указанию. А требуется вот что. Вы, несомненно, знаете или можете узнать, где скрывается этот негодяй. (Пристав двусмысленно покачал головой.) Да, да! Дальше – требуется строжайшее соблюдение тайны. Строжайшее. Обещайте ему от моего имени безопасность и передайте, что я
– сам я, командир эскадрона, – согласен заплатить за него пеню вахмистру Гулям-Гуссейну. Пусть он завтра придет ко мне.
– Английский командир очень хороший человек и умеет ценить услуги. Спокойной ночи! – сказал полицейский, настойчиво суя жесткую руку. – Завтра Изатулла будет у командира.
XVII
Тени были еще длинны, они лежали у стен, как будто ночь не просохла, солнце медлило подняться и осушить политую раствором тьмы землю.
Все незанятые люди эскадрона высыпали во двор и, обмениваясь напряженными словами, наблюдали медленное шествие от ворот.
Шел огромный, до глаз заросший крашеной бородой человек, в огромной шапке, под которой мог поместиться трехлетний ребенок. Он был статен, широкоплеч, легок в походке. Лохмотья свои, подпоясанные цветным шелковым поясом, нес весело и важно. Он выкидывал в стороны босые ступни, но шел, ни на кого не глядя…
Багир радостно воскликнул:
– Изатулла!
За зеленщиком уныло шествовали два полицейских ажана в белых пиве, в обмотках, тонконогие и почему-то испуганные. Изатулла помахивал увесистым мешком.
ebooksa