– Прибегал сегодня мальчик от твоей матери. Плоха, кажется, Фатма-ханум. Зовет тебя.
Векиль-баши привалился к стене.
– Дьяволу душу продам, будь они прокляты…
Мгновенным движением старик вынул записку, сунул ее Гулям-Гуссейну и, припав губами к его щеке, зашептал что-то, захлебываясь и плюя в ухо.
За поворотом коридора зашуршало, застучало и понесло звоном шпор.
– Где арестованный?
– Асад-Али-хан!
Поручик на рысях вылетел из-за стены. Он был налит до переносицы служебным негодованием.
– Куда вас шайтан унес? В нужник! А разговаривать?..
Кто вам разрешил? Я разрешил? Ротмистр? Тебе приказ был дан? Дан, я спрашиваю?
Мамед молчал.
– Арестую! Замурую в карцере!
Он теребил ремни, и уже кулак его готовился к зуботычине. Вахмистр бросился между ними и закричал потерянным голосом:
– Ну, не расходись, поручик!
Тот оторопел и через несколько недоуменных, испуганных мгновений завизжал:
– Бунт!..
Услышав чьи-то поспешные шаги, сказал лживо и холодно:
– Арестованного требует к себе господин ротмистр.
Векиль-баши замер. Это прощение. Он не знал своей вины, проступка, но это прощение. Что он наделал! Он готов был броситься к Асад-Али-хану с извинениями.
Чванный денщик ротмистра подошел к ним и, воротя румяное, нахальное лицо холуя и педераста, сообщил брезгливо: