— Ты что же, босой ходил? — недоуменно спросила барышня, похожая на куклу для чайника.
До того она вышивала, а теперь смотрела на безумного постояльца круглыми как у совки глазами. М., страдающий всеми ментальными неурядицами русской интеллигенции, мешающей ей, в отличие от европейской, счастливо жить и размножаться, восхищался цельностью ее образа. Была Манюня румяна и круглолица, невысока, ладна, опрятна, носила вышивки, оторочки, беличьи телогрейки, козлиные сапожки и лисьи шапочки — все добротное, чистенькое, прилаженное. Вечно терзаемый не тем, так другим, а еще чаще — несварением, он чувствовал радостный покой рядом с ней и отчего-то вечно пытался распустить хвост:
— Непальская система закаливания! — ну, «непальская» -то должна ее пронять!
— Вижу, что
Никакого восхищения не случилось: беготню по снегу без валенок Манюня считала дурью — и нет такой силы, чтобы убедила ее в обратном. Еще этот фонетический прокол с Непалом! Тьфу!
М. взял ведро и пошел к бочонку.
— Так!
Манюня, как ни в чем не бывало, колола иголкой лен, облагораживая полотенце «гусями».
— Воды-то полный бачок! И что?
— Что?
— Так я зачем бегал?
— А кто тебя знает. Поглядел бы сначала, потом бегал.
М. развел руками.
— Так и чай, может, еще есть?
— Чаю нет, — отрезала барышня. — Мята токмо. Вона там, в коробке.
Еще это: весь дом был заставлен коробками, шкатулками, ящичками; добро хранилось в ларях и сундуках; ягоды, мед и крупы — в туесках, баночках и бочонках. Шредингеру с его котом, прежде чем выяснить, жив ли он, наконец, или издох от космических лучей, пришлось бы сначала поискать, в каком ящике тот находится. Поиск мог занять годы, так что у кота не было ни шанса.
Манюня заварила душистых трав и ушла в свою комнату — отдельную чистенькую светелку за русской печью, куда приблудным философам вход была заказан — и вынесла оттуда на блюде пряник. Такого М. в жизни не видел: с купеческую морду в обхвате, с глазурью, печатью в форме оленя, усыпанный цветной крошкой. В другой руке она держала штоф темной жидкости, желанной для каждого, кому посчастливилось ее пробовать — собственного рецепта настойки, крепкой и забористой, из которой, разведя один к одному, выходила ароматная и мягкая водка.
— Праздник у меня, аменины.
Хозяйка поставила на стол блюдо, наотрез отказавшись тыкать свечи в пряник, бывший за место торта:
— Нечего добро изводить. Курицу-то достань из ледника, ужинать будем. А настойку тудысь, в ледник. Только уж ты обуйся, пожалуйста, прямо страсть на тебя смотреть! Беспалого тебя — ни в солдаты, ни в женихи.
ebooksa