Манюня изжарила в печи курицу, запекла горох и картофель с луком, накрыла. Чинно справили «аменины».
Под конец ужина М. разобрало так, что он решил поделиться своим секретом, рассказав ей про таинственный артефакт, по большей части наплетя всякого, потому что сам еще толком не много знал.
— Вот же какая штука! — восхитилась Манюня. — А я еще думала: чтой-то по ней написано?
— Когда? — удивился М..
— Да кажный раз, как протру, смотрю, смотрю на нее — в воздухе висит и не падает. Думаю, хитрущая ж это вещь! Хлеще велосипеда.
М. так и осел. Хмель слетел с него покрывалом.
Находки своей в этом доме он не особо стеснялся, часто оставлял ее в «шкапе» на видном месте, думая, что уж если кому не любопытно, так Манюне, барышне практичной и (что греха таить) без фантазии. Он, в сущности, угадал: интерес к артефакту у нее был сугубо житейский: как по всякой домашней вещи, она прохаживалась по нему тряпкой.
— И как?
— Что?
— Что-нибудь… ну, со штукой этой… происходило?
— Да не! Искрится токмо чуть-чуть. А то иной раз шувелится. Но я ее того, аккуратно. Понимаю — вещь дорогая. Давай-ка, бери кусочек, бледный какой, совсем зачах. И чо босым бегал? Как мальчишка!
— Искрится?! — воскликнул М.. Кусок ему не лез в горло.
— Не оно, рядом будто искрит, — нетерпеливо ответила Манюня, устраивая ему в тарелку чуть не полкурицы. Сама она ела мало. — Вот пристал! Ну чего ишшо? Я ее испужалась вначале, а потом — вроде, ничего, не огонь, а так, как от фонаря. А чего это?
— Сам не знаю, — честно признался М..
В ту ночь он не мог уснуть. Сознание каталось как шарик в чашке. В дреме виделись шахматные слоны, ломающие доску насквозь, склянки с летучим газом; из-за комода выглянул, подмигнув ему, Менделеев. Дмитрий Иванович по виду был подшофе.
«Жаль, таблица уже открыта», — с завистью подумал М. и тут же мысленно себя высек: за подлое чувство зависти и за то, что великого ученого нарисовал в воображении пьяным. Потом еще за леность в трудах и похотливые мысли о Манюне. Все смешалось у него в голове, хоть бей в нее колотушкой.
Он вздул лампу и сел работать.
Нет никакой возможности отследить ход его ночных мыслей. Он бы и сам не смог — барышня, настойка, бессонница, тайны мироустройства… Пару раз он добавил из штофа «горькой», оставшейся на столе, закусил грибом. Выходил на крыльцо дышать. Снова усаживался за стол, листал Кнауэра и чертил, чертил…
Утро началось с крика.
— Господи, что же это! — за перегородкой возопила Манюня. — Ой, ой, ой, мамочки мои!
ebooksa