М., перепугавшись со сна, выбежал к ней в подштанниках, готовясь к самому худшему.
Барышня стояла у печи, держась за грудь, глядя в бревенчатую стену напротив, будто от нее исходила опасность. Но ни разрушений, ни мышей, ни разбойников не было видно. Комната как комната, в совершенном порядке, только что посуду со вчера не убрали… М. осоловело потряс головой, пытаясь сфокусировать взгляд. В руке его была лампа, взятая как оружие.
— Что случилось-то?
— Окно, — жалобно пропела Манюня.
— Окно? — не понял он.
Хозяйка дрожащим пальцем показала на стену.
«Свихнулась девица, что ли?» — грешным делом подумал М..
— Там стена, Манюнь. Вон окно.
— Ну так я ж!
— Да что ты ж?! Ты скажи нормально!
— Окно-то
Барышня чуть не плакала, глядя на скобленую стену.
М. принялся мучительно вспоминать, где вчера было окно. Вроде, там и было? Или не там? Но Манюня-то должна знать, где у ней окна в доме! Не может такого быть… И, главное, никаких следов!
С окна-то все началось, но дальше как прорвало. Водокачка на Алексеевской вдруг сместилась на сажень вбок, а вода из нее полдня (и многие видели!) сама собою висела в воздухе, пока все также само собой не исправилось. Вороны, летавшие задом наперед по Замоскворечью. Яузский мостик, вставший ни с того ни с сего вдоль русла, так перепугавший бывших на нем, что они попрыгали в воду, включая дам. Всего и не перечислить.
Окно в Манюнином доме, кстати, так и осталось на новом месте.
И все это, известно одному М., имело своей причиной зловредный распоясавшийся цилиндрик, который он теперь исследовал день и ночь, заработав на этом первые неизгладимые морщины лица.
Терра инкогнита
В ветряный августовский день, в начале третьего по полудню, когда обед уже завершился, но столовая еще принимала нерасторопных, Илья вышел из нее в одиночестве и там, спасаясь от запаха вареной капусты, назойливых коллег и зеленой скуки, поднялся по узкой, лепившейся к стене лесенке. Она кончалась небольшой замусоренной площадкой с низким потолком и железной дверцей, в которую человек комплекции выше средней не пролез бы даже смазанный маслом.
Не будем скрывать, Илья был любопытен, даже любознателен иной раз. Совсем уж ватные фуфелы в жизни не пойдут на матфак (авторская шпилька гуманитариям) и вряд ли в чем-нибудь вообще преуспеют. Илья успешно его закончил, не менее успешно «забил» на науку в поисках пропитания, кое-что заработал на «черный день», но все еще грезил немного тайной, разбавленной до случайных статей и сериалов от «Би-би-си».
Теперь, поддавшись благородному чувству, он дернул на себя дверцу, ожидая, что та закрыта. Но она отворилась. В лицо ударил сквозняк с амбре душной складской утробы. За дверцей было темно.