Спрятанные во времени

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что вы себе допускаете?! — закричал он вместо приветствия.

— Что? — не понял М..

— Прекратить! Штукатурка сыпется с потолка! Я не могу спать! — прокаркал сосед, словно соскребая слова с гортани.

Опешивший от нападок М. попробовал пошутить, заметив, что живет в подвале и уже к чему-чему, но к соседскому потолку не имеет ни малейшего отношения. Помянул даже вектор гравитации, стрелой обращенный вниз, но щетиноголовый сарказм не понял и застыл в негодующем ожидании, сверля взглядом грудь оппонента.

Не зная, что добавить еще, М. скис и уставился поверх зловредного карла на ступени лестницы, присыпанные листвой.

— Пьянствуешь?! Я все знаю! Знаю! — продолжил гнуть свое коротышка, делая полшага вперед.

Пахло от него перепревшей хвоей. Но не так, как это бывает свежо в лесу, а так, словно лапник закис в болоте. М. брезгливо отстранился.

— Ответишь по советским законам! — молотил пришелец, округлив рот.

— Послушайте. Я в квартире один, уже лег спать, вы меня разбудили. И вообще не понимаю, в чем дело. Отстаньте, пожалуйста, от меня. И прекратите скандал!

— Не дури мне! Я тебя предам в руки милиции!

Тут что-то щелкнуло в сознании М., и он резко с чудовищной силой схватил верхнего жильца, бросив его как тюк через всю прихожую. Затем встал над ним, уперев руки в бока, с таким лицом, что незваный гость решил за лучшее проглотить подоспевшее ругательство и остался сидеть на энциклопедии, служившей подушкой М..

— Я. Не. Шумел. Ясно?! Убирайтесь вон! Иначе я сам позову милицию! — взревел он, с удовольствием ощущая, как гнев очищает разум. — У меня вообще бронь от комиссариата! — выпалил М., решив добить противника, сам не представляя, какая-такая у него бронь.

Однако угроза подействовала, потому что Бердых, поджав губы, встал и молча пошел вон из квартиры.

— Утром напишу заявление, — тихо, но внятно произнес М., с удовольствием отметив, как дернулись плечи скандалиста, будто в загривок ему угодило камнем.

Выпроводив бесноватого соседа, он сел на табурет, чтобы успокоиться.

За окном светлело. По улице с шумом пронеслась конка — лихач присвистнул, натянув вожжи. Раздался собачий лай. Совсем скоро заскребут дворники — хоть беги: он терпеть не мог всех этих скребуще-шуршащих звуков, наматывающих на кулак нервы. М. встал и с силой захлопнул форточку.

Как это бывает у людей нервического склада натуры, чувства опустошенности и крайнего измождения сменились у М. жаждой срочного действия, которому первый выход — в словах. Он вбежал в переднюю, снял и вновь повесил пальто, замер, собрался с мыслями и убедительно выдал мойке, провожая взглядом каплю воды:

— Затеряться во времени проще, чем где-нибудь еще! Ибо, — вздел он указательный палец, — времени больше, чем суши и моря совместно взятых. Больше любого мыслимого пространства. Да.

На этом мысль оборвалась. Монолог, достойный Римского Форума, прекратился, смусоленный в самокрутку нищенского подвальчика. Тени проезжавших машин волочились и вздрагивали на стенах.

Постояв с одухотворенным лицом минуту, он продолжил, расхаживая туда-сюда, словно маятник, отрастивший ноги: