Керо уже собрался ударить его в колено, но тот неведомо как протиснулся, оказавшись прямо перед Нишикори, поставил на пол блестящий чайник и с размаху огрел японца подносом. Надоедливая песенка прекратилась.
Сцена была комичной и странной одновременно, похожей на дурной сон. Керо подлетел к патрону, чтобы защитить его, недоумевая, почему грозный воин сам не вышиб вон наглеца, а продолжил неподвижно сидеть, получив удар по макушке. Вместо этого Нишикори расплылся в идиотской улыбке. Керо совершено растерялся.
Наглый официант, между тем, словно у себя дома, упал в кресло и выдал, лениво жестикулируя:
— Однажды… когда Седьмой Патриарх прогуливался по улицам… к нему подошел человек с вопросом, его ли он встретил. Меня, ответил Патриарх. Потом подумал и сказал: нет, не меня. А потом подумал еще: все-таки меня, но не ты.
— Я давно понял эту притчу, Макото. Много раз. И всегда по-новому, — сказал Нишикори, доставая из кармана очки. Ни следа оцепенения на нем больше не было. — Ты, я вижу, преодолел скуку и все же отправился в путешествие. Благодарю, что заехал. Как поживает настоятель, веселого ему Колеса Сансары?
— Я ненадолго, у меня дела… в как бишь его?.. Ужгороде. Славяне и вообще — азиаты придумали столько забавных звуков! У-у-у-ж-ж-ж, — протянул Макото, вытянув губы трубочкой. — Simpatico! Милый городок, я там бывал и оставил, кажется, одну вещь… Настоятель? Знаешь, после твоего отъезда он перестал музицировать, за что вся братия тебе благодарна, поскольку общеизвестно, что
— Макото, ты явился вовремя и сделал, что было необходимо. Еще раз благодарю. Теперь я твердо знаю ответ.
— Надеюсь, ты знаешь и вопрос?
— Несомненно.
Нишикори встал, оправил складки одежды и воззрился с высоты на Керо, стоявшего рядом с ним и совершенно обалдевшего от происходящей муры:
— Сегодня седьмой день — день отдохновения. Мы выйдем в город.
Это прозвучало торжественно и нелепо — будто они и так не находились в центре огромного людского термитника.
Макото между тем растворился, оставив после себя впечатление сверхъестественного нахальства и простывший чайник с инвентарным номером на боку. Керо было потянулся к нему, но патрон предостерег его это делать. Через короткое время чайник также исчез.
Марсианские коровы
Никто из вас не задумывался, сколь нелепо выглядят галифе? Эти уши на мужских бедрах, заправленные мочками в сапоги? Да-да, если вы кавалерист и тому подобное, в духе монгольских воинов сутками скачете на спине у несчастного существа со взглядом ангела и норовом сумасшедшего — от них вам сплошная польза. Но на кой они пешему милиционеру, подпирающему пыльную липу у тротуара? На ком скачет этот заспанный толстопят, какие степи пересекает? Впрочем, сдаюсь-сдаюсь! Вообще, всякие там писаки и звонари последнее время берут на себя слишком много…
В переулке близ Крестьянской заставы в шлеме и галифе стоял постовой, имя которого затерялось, а фамилия дошла до нас с медицинской картой из архива старого госпиталя в Лефортово.
Фамилия постового была Чудинов, которая вам ничего не скажет — мало ли проживало в СССР Чудиновых, Чудаковых, Чудницких? В сводке о ночном происшествии он фигурирует под табельным номером 6354, который интересен лишь нумерологам, давая суммой крайних пар по девятке, но в честном повествовании бесполезен.
Нам же любопытна отметка, оставленная в карте дежурным фельдшером — тем, кто первым, так сказать, в профессиональном плане обследовал пострадавшего (после разнорабочего Непотребко, нашедшего его без сознания и стащившего из кармана червонец): «Множественные закрытые травмы конечностей и грудины, сочетанные со сдавливанием оных».
Как показывают последующие записи, хирурги, вооруженные дипломами и рентгеном, мало что добавили к первой по ее сути, кроме уточнения о двух сломанных ребрах и еще какой-то рекомендации, связанной с застарелой пупочной грыжей, не имеющей к делу ни малейшего отношения.
Чудинов этот, согласно Anamnesis morbi172, пробыл в госпитале неделю, счастливо избежал осложнений и, к слову, не стал разбираться с грыжей, хотя имел к тому преотличный шанс. Ни предшествующий тому, ни дальнейший жизненный путь постового нам не известны, кроме того отрезка, что он числился пациентом госпиталя. Зато уж он — во всех подробностях терапии, вплоть до пульса и температуры под мышкой. Не имея аргументов в пользу иного, будем считать Чудинова образцом доблести, порядочным семьянином и вообще цельным благополучным человеком (хотя зря он, конечно, запустил с грыжей).