Сквозняк из открытой двери шевелил бумагами на полу и тащил в переднюю засохшие листья с улицы. Поежившись, М. закрыл ее, собрал и сжег в печи писанину, смел ногой листву в угол, взял со стула халат, расстелил на полу и лег, подложив под затылок том Брокгауза и Ефрона — тот, что от Конкорда до Кояловича173. Глаза его закрывались и кровь билась накатами о виски, превращая голову в неподъемный тигель, в котором застыл свинец. Но сон не шел к нему, перебиваемый образами, которые трудно описать и в которые еще труднее поверить.
Незыблемое пространство, основа основ всего, оказалось податливым как прибрежный ил — кучей слежавшихся лепестков, преющих в черной яме бытия. Когда что-то срывалось с одного, падая на соседний, тот мучился и рвался от неподъемной для него ноши. Таковы были законы этого мира. Знать бы, кто их придумал…
М. дернулся и открыл глаза. Виденное явно не предназначалось для человека, было слишком сложным для его плоского восприятия, как статуя Афродиты для инфузории.
Что за существа ворвались в наш мир сегодня? Откуда они? С каких чужеродных прерий? Сколько еще их будет, если он упустит нужный момент? И опять этот идиот, обвешанный голубями, попытался пробраться в щель! Из всех виденных М. тварей, Кэ единственный, кто проявлял такую настойчивость. Однажды они даже обменялись словами:
— Пусти, — сказал собранный из кусков пришелец.
— Отвали, — сказал М. и закрыл «кротовую нору».
Сон не шел и руки продолжали дрожать. Глаза мучительно искали чего-то, какого-нибудь дефекта пространства — признака назревающего разрыва. Но комната выглядела обычно — бедно, просто и тесно. Вся мистика из нее исчезла.
Семь часов труда, едва не оказавшегося бесплодным, когда они все-таки прорвались. До этого момента М. не представлял, с кем точно имеет дело — оказалось, что сущие коровы, хотя и необычного вида. Хорошо, не какой-нибудь саблезубый тигр или крыса размером с велосипед, которые бы весьма обогатили городские легенды.
Обезумевшее стадо ринулось в ночной переулок где-то на востоке Москвы — он так и не разобрал где именно. Прореху между мирами едва удалось закрыть, пока твари не разбежались по всему городу. Переполох, следующий за этим, не хотелось даже воображать! Впрочем, отдадим должное зловредной человечьей природе, ситуация была не лишена юмора. Например, этот ошарашенный постовой, кувырком полетевший на мостовую.
— Надеюсь, его не слишком заслюнявили мои случайные визитеры.
М. мысленно подчеркнул «мои». Где-то глубоко в сердце он гордился своим исключительным положением и весьма эффектными штуками, что ему открылись, сколь бы они ни тяготили его.
— Как жестоко я наказан за любопытство! Кошмар всевластия, оказавшегося в слабых руках. Нужна целая армия таких как я, чтобы перенести все это, — причитал он, лелея свою хандру. — Что будет, когда моих сил не хватит?
М. хотел посетовать на что-нибудь еще, и уже выбирал — на одиночество или отвратительность социума — когда в дверь кто-то забарабанил.
— Кто еще?.. — слабым голосом спросил он, повернув голову.
— Открывайте немедленно!!!
Да, социум являл себя отвратительно.
Голос за дверью показался знакомым. М. встал, для света приоткрыл печь, накинул халат и отодвинул щеколду, впустив в подвальчик волну холодного воздуха.
Ну конечно! На пороге стоял жилец сверху — низкий и черноглазый, с изумительно густой шевелюрой, жесткой как кабанья щетина, которого называли Бердых. М. вообще никогда не обращался к нему, только сдержанно кивая при встрече.
Он был редкой породы скандалистом, упорным и глухим в споре, убежденным в собственной правоте настолько, что готов был препираться с кротами о темноте. Теперь ноздри Бердыха раздувались, и вся фигура говорила о крайней степени возмущения.
ebooksa