Ум ее был устроен тем негуманным способом, который ни в какую не дает затушевать очевидность. Большинство граждан (а также собаки) счастливо наделены этим даром и умело игнорируют то, что просто не хотят видеть. Особенно хорошо, когда «правильный» ответ диктуют с телеэкрана опрятные люди с умными глазами и уверенным голосом.
Возможно, впрочем, что истоки сего недуга благородны и в процессе эволюции от ящерицы к примату выработался некий защитный механизм, позволяющий не отвлекаться на лишнее: куница, озабоченная природой вещей, в лучшем случае останется без еды, а в худшем — сама станет чьим-нибудь завтраком.
— Галлюцинация? Или портрет Дориана Грея119? Хренова механика, мать ее, вот это что! — громко сказала Тундра, войдя в комнату, и решительно потянулась к ландшафтику, срывая его с гвоздя.
На стол полетели цветные камешки, плохо державшиеся в мозаике — за древностию лет к свободной жизни их тянуло безоглядно. Лодка, карп и малахитовая полянка стали безнадежно испорчены. Только парень в шпатовой телогрейке стоял как новый, хотя и ногой в реке, попирая водную гладь веслом. На стене осталось квадратное темное пятно, какое остается от рам, годы висевших на одном месте. Оттуда на распахнувшийся ему мир смотрел неприятно удивленный паук.
Продолжив каменный дождь, Тундра придирчиво осмотрела ландшафтик со всех сторон. Покрытая мастикой доска, на которую ровесник Станиславского и Немировича-Данченко с безликими инициалами «К.В.С.» когда-то посадил каменную крошку, сидя в избе над изгибом Исети, не имела скрытого механизма — честный кусок березы, побывавший в умелых руках. Тусклый дешевый материал. Археолог, она хорошо представляла себе, как он будет выглядеть лет этак через шестьсот. Такого добра, расписанного охрой, гуашами и эмалью, было полно во всяких местах. Иной раз за них случалось выручить недурные деньги. Эта же поделка не стоила ломаного гроша.
Осмотрев, она вернула на стену образчик прикладного искусства, сдула цветную крошку со стола и вернулась на кухню, где, следуя испорченной ученостями природе, достала блокнот и начертила на листе таблицу с графами: «дата», «время», «результат наблюдений». «А» — девушка, «Б» — рыбак, «В» — другое. Чем могло явиться это «другое», она решительно не знала, но всякое бывает в эксперименте. В общем и целом, чудо с ландшафтиком-перевертышем не на ту напало!
Однако, уже заварив в чашке щепоть что-то, добытого в жестяной коробке (той субстанции, которую Илья отчего-то называл чаем), Тундра поняла, что не желает провести вечер в одиночестве. Эта мысль ее не часто посещала, но такое все же случалось. Требовалось немедленно поболтать с кем-нибудь — о чем угодно, хоть о мясных консервах, только не оставаться здесь.
Лучшим собеседником она всегда считала себя саму, второе место занимал Оджас Пиллай — индус, родившийся в богемном семействе семье в Лондоне, изучавший брахманизм, кальянные смеси и живший отчего-то в Рейкьявике (возможно, все это как-то связано). Третье, не по качеству, а
В понимании Тундры, такое колдовство как возможность валяться в шезлонге посреди города с ледяным коктейлем, да еще под гроздьями винограда — единственная причина, оправдывавшая саму идею замужества. И никаких Карлсонов120 с их нытьем, вареньем и приставаниями!
«Неплохо, впрочем, чтобы кто-нибудь и поприставал… — мелькнуло у нее в голове. — Эх! Где все-таки этот невозможный Гринев? Уж не поревновать ли мне его для разнообразия?».
Она брезгливо отодвинула чашку, в которой вяло кружили частички праха, именовавшегося «Чай юбилейный», и потянулась к мобильнику.
Через час подруги сидели рядом в огромном кресле-качалке на крыше особняка, мощеной восточной плиткой, уставленной кадками с деревцами и какой-то лохматой зеленью, захватившей большую часть пространства. Уличный шум, витавший за высокой оградой, почти не достигал их, и влажный синтетический бриз гнал с крыши московский зной. Трудно было поверить, что это место — часть суетливого мегаполиса, а не задний двор в испанской деревне. «Мои джунгли» называла это место хозяйка.
Перед креслом стоял низкий стеклянный стол с чайником в форме заглотившего мяч дракона, лесом цветных бутылок, бокалов и прочего барного антуража, который выставляют в основном для эстетики, а не для употребления. Вогнутый «Самсунг» на треноге являл миру беззвучную суету на корте: тощий ушастый серб громил очередного соперника, размахивая ракеткой как полотенцем.
Внешне Лора была полной противоположностью своей подруги: фарфоровое лицо, рыжие кудри в пояс, голубые глаза, смешок на пухлых губах — ирландская мечта в маечке от «Диор», о которую обожглось немало мужчин — жертв первобытного инстинкта. В то же время, для Барби ей явно не хватало покладистости и вообще — красотка была себе на уме, ругалась словно корсар и, совсем уже в пику образу, закончила «Крауса»121 по паталогической анатомии. Девушки по определению должны бояться покойников и мышей. Те и другие немало претерпели от Лоры, вооруженной секционным ножом, не знакомой с этим железным правилом.
В довершение образа у ног рыжей ведьмы храпел огромный палевый пес, звавшийся Бадаем, брат которого не пожелал подниматься с дивана в холле.
Подслушать разговор двух эффектных дам — непреодолимый соблазн, и мы последуем этому соблазну, еще раз подивившись, какие странные темы могут волновать женщин…
— Не представляешь — иногда мне так страшно, что я буквально превращаюсь в ледышку, боюсь думать, пошевелиться, даже смотреть боюсь, и мечтаю лишь об одном: чтобы все вокруг было ненастоящим. Смешно, — Лора повертела в пальцах бокал. — Или
Это «не» выходило у нее каждый раз как удар молоточком по стеклу.
— Интересная философская идея. Богословская даже. Представь, что ты бог. Ну или Бог — с большой буквы. В чем разница я не знаю, потому что ни с кем таким не знакома, а когда спрашиваешь что-нибудь, глядя в небо, никто обычно не отвечает.
— А
ebooksa