Робинзоны космоса

22
18
20
22
24
26
28
30

Они снова уселись на большие камни – котелки на коленях, но и оружие под рукой. Лео опять исчез в траве. Спустя пару минут появились умбуру – трое высоких темнокожих воинов, вооруженных луками и длинными кремневыми ножами, продетыми за пояс кожаной туники. Игрищев издал легкий вздох облегчения:

– Все в порядке. Я знаю того, что чуть поплотнее других, – это Кильно, из деревни Богада, в которую мы направляемся. Мы нередко охотились вместе.

Он поднялся на ноги и вскинул правую руку над головой – в знак мира.

– Аке, Тохира! – сказал он.

– Аке этоу, Тохира ма! – прозвучало в ответ.

Через несколько минут трое умбуру уже делили с ними скромную трапезу.

– Они особенно падки на бекон, – сказал Игрищев.

Затем у него завязался оживленный разговор с Кильно, за которым Тераи пытался следить как мог. Но он быстро понял, что базового запаса слов, усвоенного благодаря гипнопедии, здесь явно недостаточно. Ему не хватало знания культуры умбуру, что позволило бы различать малейшие нюансы интерпретаций, улавливать намеки. Беседа велась по-дружески; похоже, Кильно был искренне рад видеть Игрищева.

– Расскажите ему о Лео, Стан! Бурная реакция на его появление может принести проблемы всем нам.

Игрищев объяснил умбуру, что Тераи – великий колдун, который водит дружбу с одним из Н’губу с его планеты. Судя по всему, слова геолога произвели на Кильно и его товарищей глубокое впечатление: когда Лео вышел из зарослей и улегся в ногах у Тераи, они посмотрели на Лапрада с уважением и опаской.

Прошло два месяца. Игрищев и Тераи жили в деревушке Богада, на Тиланике, притоке Ируандики, прямо под порогами, наполнявшими тихие ночи глухим гулом. Им отвели уютную хижину, которая напомнила Тераи полинезийские фарэ. Она стояла на берегу реки, снаружи от палисада, окружавшего деревню. Дали им и пирогу, выдолбленную из ствола широкого дерева; Игрищев, обожавший в свободное время рыбачить, часто ею пользовался и всякий раз возвращался с восхитительной рыбой, которую, прежде чем зажарить, показывал Кильно и прочим умбуру.

– Тут водятся и ядовитые рыбы, – пояснил он Тераи, – но умбуру они известны, и так как у нас почти одинаковый метаболизм, безопасная для них пища не принесет вреда и нам. Вот только во вкусах мы не сходимся! Они без ума от мяса билими, которое мне страшно напоминает прогорклый свиной жир! Даже Лео его не ест!

Тераи делил свое время между геологоразведкой – он уже обнаружил интересные месторождения – и изучением языка умбуру. Язык был достаточно сложным, с массой нюансов, и в некотором роде двояким: существовал народно-разговорный, или повседневный, умбуру, которым туземцы пользовались на охоте или в беседах с друзьями, и умбуру священный, язык религии, на котором также говорили между собой вожди и жрецы. Сама религия была разновидностью анимизма, веры в одушевленность всей природы, к которой примешивался культ предков. Где-то на небесах витали непонятные боги, которым было абсолютно наплевать на людей, за исключением разве что Антифорато, бога смерти, который призывал к себе воинов, когда наступал их час, и убывал с ними на своей лодке, вынуждая переплыть Конахандуку, мистическую реку, что разделяла мир живых и царство мертвых. Об этом царстве мертвых, Конахе, умбуру имели лишь смутное представление: они полагали, что это край цветущих равнин, богатый дичью и прелестными девушками, где храбрецы то воюют, то пускаются в амурные приключения, и так длится вечно. Что до трусов, Антифорато не брал их в свою лодку, и тогда их поедал Гоха, великий боа болот, на котором держалась планета.

Воинственные и безжалостные, умбуру не были жестокими. Церемонии посвящения у них были трудными, но не кровавыми. Врага, или даже чужака, убивали по необходимости – он представлял угрозу, – но война рассматривалась как своего рода мужественная игра, ее вели с минимумом ненависти и без малейшего презрения к противнику. Отважный враг, павший в бою, был вправе рассчитывать на услады Конахи, равно как и любой из умбуру. По крайней мере, так было в старые добрые времена, объяснил Игрищев: контакты с землянами, пусть и не очень тесные, породили новые замыслы относительно завоевания, эксплуатации, рабства – как минимум у тех умбуру, что обитали на востоке.

Затем Игрищев вернулся в Порт-Металл, поручив Тераи завязать, если получится, дружественные отношения с проживающим по ту сторону Ируандики племенем ихамбэ.

– В этой области они более влиятельны, чем умбуру, но ведут себя крайне сдержанно и осторожно. Мне так и не удалось по-настоящему с ними сблизиться. Но именно они – ключ к этой части северного континента, пусть даже лишь благодаря соседству с империей Кено и тому факту, что их территория по своему геологическому строению должна быть более богатой доступными минералами, чем территория умбуру. Сближайтесь с ними осторожно. Ваш лев, как это вышло здесь, вероятно, поможет в этом, создав вам ореол сверхчеловека.

– Но я не знаю их языка!

– Многие из них говорят на умбуру, и сам язык ихамбэ – искаженный умбуру, если только все не обстоит ровно наоборот. Как я вам уже говорил, разделение между этими народами, должно быть, произошло не слишком давно. Что не мешает им питать открытую ненависть друг к другу.

После ухода Игрищева Тераи понял, что, несмотря на богатую приключениями островную юность и не слишком продолжительное, но насыщенное событиями пребывание на Офире II, ему еще многому предстоит научиться, чтобы стать опытным обитателем леса. Не будь Лео, он бы часто возвращался с охоты без добычи, тогда как Кильно, Хорон или Кебу, чаще всего сопровождавшие Тераи, легко и непринужденно отслеживали зомбаров, хокило, даже хитрых и трудноуловимых бираков. Но, набираясь опыта, он вскоре научился верно истолковывать примятую траву, поцарапанную кору деревьев, сломанные ветки и через несколько месяцев – за это время ему удалось к тому же обнаружить несколько ценных месторождений – вполне мог сойти за настоящего умбуру. Все более и более тесные узы дружбы связывали его с Кильно, и эта дружба стала, как ему казалось, нерушимой после трагедии, случившейся у водопада Хан.

Водопад находился на Тиланике, примерно в десяти километрах от деревни, вверх по течению. Река бурлящим каскадом низвергалась с сорокаметровой высоты, а в солнечную погоду в небе постоянно сверкала радуга, вследствие чего это место являлось священным для умбуру. В путь они отправились ввосьмером: Тераи, Кильно, его жена Оэтаа и Хорон – в первой пироге, еще четверо воинов, в том числе Кебу, – во второй. Они рассчитывали найти чуть выше водопада редкие плоды укебе, которые, будучи намазанными на мясо, оказывали противогнилостный эффект, – приближалась зима, и пора было запасаться провизией. Укебе росли лишь на склонах холмов Тобо. Тераи, в надежде заполучить натуральный антибиотик, из которого, возможно, удастся извлечь пользу земным врачам, попросил взять в поход и его. Лео на сей раз предстояло остаться в деревне – лишнего места в пирогах не нашлось.