Венгерская вода

Путь наш по прежнему лежал через степь. Но это была уже другая степь. Прежний бескрайний простор закрывал лес, то тут, то там покрывавший пригорок, или наоборот, укрывшийся в лощину. Дорога наша всё время шла открытым полем, но оно теперь редко уходило за горизонт. Лесные островки обступали нас со всех сторон, словно закрытые от посторонних глаз, загадочные крепости.

Привалы мы делали часто. Старый ханский слуга быстро уставал в седле и явно не спешил проявлять чрезмерное усердие к службе. Ехали больше шагом. После полудня непременно разводили костёр, варили в котле похлёбку из проса, куда добавляли вяленого мяса.

В первый же день Злат, размяв ноги после долгого сидения в седле и, усевшись на толстый войлочный коврик, поманил к себе Мисаила:

— Покажешь мне свой перстень? — и засмеялся, увидев настороженность в его глазах, — Вы что же думаете, наиб Хаджи-Черкеса не описал во всех подробностях всю эту историю, когда докладывал самому хану? Да и приятель мой Касриэль поведал обо всех новостях. Только перстень твой теперь всё запутал. Ясно же было, что если кто причастен к исчезновению купца, то он непременно обеспокоится вашим приездом. Теперь непонятно, Алибека вы привлекли или перстень. Пока что вами заинтересовался только Джанибек.

Злат долго любовался перстнем, поднимая его вверх и глядя, как сквозь камень проходят солнечные лучи.

— Дорогая вещь, — сказал задумчиво, — Царская. Простому человеку она скорее принесёт несчастье. Узнал что вчера, пока подслушивал? — неожиданно спросил он без всякого перехода, — Смотрю, ночь тёплая, а наш франк ближе к костру улёгся. Да и вино пить перестал.

— Увидел, как в вино что-то добавляют, вот и перестал, — не стал увиливать Мисаил, — Я в стороне сидел, в темноте. Мне было видно то, что не видели те, кто был возле костра.

— Молодец, — не повёл глазом доезжачий, — Только в зелье том, что вчера добавляли, ничего плохого нет. Просто оно пьянит сильнее. Так и называется «дух вина». Язык хотел развязать этому ромею.

— Чтобы выведать, что он знает про мазь императрицы Зои?

— А что? Вещь хорошая, — ухмыльнулся Злат. В глазах его заиграл хитрый огонёк, — Какая-нибудь стареющая карга душу отдаст за снадобье, которое может сохранить былую красоту. Как думаешь, а если мне самому омолодиться, тоже буду парень хоть куда? Побегаю на старости лет за красными девками?

Просмеявшись, он заговорил совсем другим голосом:

— Про эту мазь этот самый купец Омар выспрашивал перед тем как пропасть. В Мохши. Я ведь там со многими переговорил, с кем он дело имел. Да и не я один. В Тане купец таких разговоров не вёл. Собирался ехать в Мохши за бобровой струёй и мускусом.

— У его деда в Каире целый сундук рецептов этой мази! — не выдержал я, — Он ещё один хотел прикупить?

— Омар рецептами никогда не интересовался, — добавил Мисаил, — Уж я то знаю.

— Мохши не всегда был захолустьем, — у Злата вообще, видимо, была привычка неожиданно перескакивать в разговоре с одного на другое, — Было время, когда именно там обретался хан Узбек со своим двором. Давно уже. Лет сорок тому. Он после того, как к власти пришёл, заговоров боялся. Вот и забился в северные леса, как медведь в берлогу. Так и просидел там десять лет. Мохши тогда расстроился. Мечети, дворец, богатых дворов знать понастроила. Опять же купцы, ремесленные люди. Послы чужеземные. Одного из них я как-то сопровождал по крымской дороге. Как раз вот этими местами и ехали. Так он всё спрашивал: «А чего это хан в такую глушь забрался?» Тоже, как ты на чащу всё озирался. Видно леса никогда не видел.

Псарь засмеялся по дружески и хлопнул меня по плечу. Глазастый, всё приметил.

— Ну и что ты ему ответил? — спросил я из вежливости.

— Что велели, то и ответил. Дескать очень любит хан лесную охоту. На медведей там, на оленей. Неудобную истину послам знать, не положено. Иначе лазутчики без хлеба останутся. Так вот была тогда у хана Узбека жена. Баялунь звали. Некогда ещё за его отцом замужем была. Тот молодым сгиб, а она ещё долго по гаремам моталась. К пасынку своему попала уже от тогдашнего хана Тохты. Да не просто попала. Во многом благодаря ей он сам и ханом стал. Долгая история. Тёмная и кровавая. Больше сорока лет прошло. После того, как Узбек ханом стал, он на этой Баялуни женился. Потом, когда ислам принимал, ушлые люди под неё подкопаться хотели. Дескать, незаконно мусульманину жениться на мачехе. — Злат даже хохотнул для выразительности деревянным смехом, — Только она такую тухлую рыбу вязанками ела. Хоть с головы, хоть с хвоста. Мигом собрала улемов, которые в один голос объявили, что коли отец Узбека был немусульманином, то брак его считается недействительным. Значит никакая ему Баялунь была не жена. Под конец жизни уже пробежала между ней и ханом чёрная кошка. Стали ссориться. И то сказать, трудно мужика удержать без постели. А годы своё берут. Тогда слухи ходили, что водилась она с колдунами, которые приворотные зелья варят. Ну и всякие алхимики и аптекари, что вечной молодостью занимаются, тоже в Мохши потянулись. Одного я сам знавал. Он в Сарае жил на Чёрной улице.

Злат снова прервал своё повествование, как обычно неожиданно и на самом интересном месте. Наверное в его душе умер великий сказочник, обреченный судьбой быть искателем истины. Я уже знал, что он непременно вернётся к этому повествованию, когда посчитает нужным. Это случилось уже вечером, на первой же ночёвке.

Ехали мы медленно и несколько всадников из свиты доезжачего давно ускакали вперёд и, выбрав место для ночлега, к нашему приезду уже поставили шатёр и нажарили мяса на углях.