— Принято считать, что смертельной опасности подвергаются пограничники, таможенники же только досмотрщики. Но вот сегодня нашего товарища постигла беда, которая, пожалуй, пострашнее смерти…
Никита слушал и не слушал. Казалось бы, в такую минуту надо думать и вспоминать о чем-то самом главном, значительном, а он слышал давний их с Таней, совсем вроде бы пустячный разговор. Он закрывал глаза и видел: вот Таня сидит за своим заваленным красками, кисточками, карандашами и бумагой столом, рисует. Он сам, Никита, лежит на диване, читает свежий журнал.
Таня устала и сладко потягивается, трясет головой. Потом лукаво взглядывает на него.
— Никитушка, — говорит она, — я вот подумала, что таможенник — это почти пограничник, а пограничник, почти что следопыт, а следопыт — это Чингачгук, следовательно, тебя я спокойно могу называть Последним-Из-Могикан! Звучит!
— Танюшечка, — в тон ей отвечал Никита, — выпускница средней художественной школы — почти художник, а художник — он не обязательно рисует, он может и стихи писать, как Цветаева, следовательно, я вполне могу называть тебя Мариной.
— Милый, называй, пожалуйста!
Она подходит к нему, присаживается на край дивана, прижимается лбом ко лбу — глазищи огромные, во всем свете одни глаза. Она целует его.
И вот уже все исчезает. И остается только острая, почти непереносимая радость…
Самолет идет на посадку. Внизу проплывает панорама Ленинграда. Вон Гавань. Вон чаша Кировского стадиона.
Чуть закладывает уши. Появляется стюардесса с подносом конфет. Никита качает головой, отказывается.
Она наклоняется к нему.
— Испугались?
— Да, — говорит Никита.
— И я! Это был ужас какой-то. Я летаю пятый год, и такого не видела.
— Да, — говорит Никита.
— Меня зовут Мариной, — девушка явно ждет, чтобы Никита представился.
— Красивое имя, — с трудом, сквозь сжавшееся горло проталкивает слова Никита.
Девушка ждет еще мгновение, но Никита молчит. Тогда она поворачивается и уходит, покачивая безукоризненными бедрами.
Шасси самолета касаются земли, несется серая лента бетонной полосы, американки начинают возбужденно суетиться, обвешиваться фотокиноаппаратурой.
Никита старательно прячет свою исцарапанную руку, чтобы избежать потока извинений соседки. Впрочем, едва ли помнит она, кто автор этих тигриных отметин на руке странного русского парня, который то говорит, то не говорит по-английски. Поглядывает с опаской. Кто его знает, что за человек!