— Успокойтесь, мадам! Все будет хорошо, — бормотал Никита.
Вася Чубатый и Бабакулиев поднесли вещи Никиты к машине. В основном это были солдатские поделки — подарки Тане. Никита взял их все до одной.
— Ничего не скажу тебе, Никита. Ничего, — проговорил наконец Вася Чубатый. — Что уж тут скажешь. Одно только: всем нам очень тяжело. И знай, где бы ты ни был, что бы ни случилось — только позови…
— Мы тебе друзья, Никита, — оказал Авез Бабакулиев, — мы тебе братья.
— Я знаю, — Никита до боли прикусил губу. — Я знаю.
Молния ударила так близко от самолета, что он шарахнулся от нее, будто боясь обжечься.
Никита никогда так близко не видел молнии. Она была толстой, с добрый ствол дерева, пронзительно голубой и какой-то ворсистой, словно шерстяная нитка.
Руку Никиты перестали терзать. Он повернулся к соседке и понял, что она потеряла сознание, отключилась.
«Вот и слава богу», — подумал Никита. Он вновь приник к иллюминатору и увидел в крыле, едва проглядывающем в туче, черную полукруглую дыру.
«Все. Конец». — Никита удивился своему спокойствию, но внутри что-то противно задрожало, и кто-то маленький в нем яростно заверещал пронзительным голосом: «Жить! Жить! Жить!»
Никита напрягся, выпрямился в кресле. Ему хотелось встретить смерть достойно; И вдруг тугой солнечный свет ударил по глазам, и сразу стало так светло, синё и спокойно, будто и не было никогда этого кошмара, который все-таки был всего секунду назад — самолет пробил грозовой фронт.
Никита осторожно посмотрел в иллюминатор, отыскивая дыру в крыле. И неожиданно жаркая краска стыда залила его: из-за высокого ребра жёсткости выглядывал полукруглый кусочек буквы Р. Окончание СССР, написанное на крыле.
«И верно — у страха глаза велики», — подумал Никита и смущенно покосился на американку, словно та могла прочесть его мысли.
Никита чуть не вскрикнул от удивления. Вместо моложавого существа рядом с ним сидела глубокая старуха. Слезы смыли толстый слой косметики, отклеили роскошные ресницы, обнажили морщинистую дряблую кожу.
Бедная женщина была еще в обмороке. Но вот она открыла глаза, и Никита деликатно отвернулся.
Он услышал радостный вскрик, потом долгое бормотание, где вновь упоминался Езус Крайст, и слова: «На кого я похожа!»
«На себя», — подумал Никита.
Женщина судорожно завозилась, щелкнув замком сумочки.
Когда через десять минут Никита обернулся, перед ним вновь сидела моложавая женщина с нежно-розовым цветом лица и роскошными ресницами.
На похоронах командующий пограничным округом, старый заслуженный генерал-лейтенант задумчиво сказал: