Граница. Выпуск 3

22
18
20
22
24
26
28
30

К тому времени стали появляться в леспромхозе и мужчины — инвалиды с фронта возвращались. Одним из первых прибыл без руки Павел Андреевич, старый коммунист, бывший партийный секретарь леспромхоза, батин дружок. Вернулся, снова секретарить поставили.

Павел Андреевич ко мне довольно внимательно присматривался — тогда уже известно было, что батя погиб, — беседовали мы с ним откровенно на разные темы. При нем меня и в комсомол приняли.

В армии я попал в железнодорожные войска, где и прослужил до конца войны, охраняя разные объекты в Приволжье. Там кончил школу сержантского состава, а в сорок шестом году был направлен на государственную границу. С тех пор я в погранвойсках и служу.

Всяких перемещений по службе было за эти годы — не перечесть. Особенно нравилась мне комсомольская работа, но вначале мне и в голову не приходило всю жизнь военным оставаться. Леса наши родные меня манили. Читал я тоже довольно много. Заинтересовался философией.

Уже совсем собравшись увольняться в запас, приехал я в отряд. И тут нас, пятерых кандидатов партии, пригласили к начальнику политотдела, и была у нас долгая беседа с этим весьма заслуженным и интересным человеком. Он предложил нам ехать на курсы комсомольских работников при политучилище — получать офицерские звания и оставаться в погранвойсках.

Подумали мы, посоветовались между собой, да и поехали все вместе на эти курсы. Мне-то всегда было просто и радостно с людьми работать, и такая перспектива меня вполне устраивала. Да и лес опять же при мне оставался.

После курсов служил в Заполярье — на комсомольской, потом на партийной работе. По дороге домой заехал, женился. Решил всерьез, систематически учиться, молодая жена меня поддержала, и я за два года заочно окончил среднюю школу: курсы курсами, а без аттестата — никуда.

Почему заочно? А дело в том, что застава, на которой я тогда служил замполитом, была в таком глухом месте… короче говоря, самая северная в СССР была погранзастава, самая первая от Баренцева моря. Школы там, конечно, и в помине не было, задания мы сдавали во время отпуска, а кое-что письменно посылали, по почте. Выпускное сочинение я по роману Горького «Мать» писал, уже отцом семейства будучи.

Школу, значит, закончил, а вот дальше особенно учиться не пришлось, только на курсах усовершенствования был разок. Служил в другом округе замполитом, потом восемь лет — начальником заставы. Теперь вот заместитель коменданта по политической части.

У нас ведь «чистых» политработников почти не существует. Слишком насыщена событиями жизнь на заставе, чтобы можно было позволить себе роскошь заниматься только идейным воспитанием личного состава. Слишком нужен политработнику боевой, практический опыт: в погранвойсках никак нельзя только говорить о политике, надо уметь действовать, агитируя личным примером, — другого выхода попросту нет. Если политработник не сумеет в любой момент подменить начальника заставы, или поехать с тревожной группой, или… Если он оступится на границе, вызовет иронические улыбки бывалых солдат, — вся воспитательная работа немедленно пойдет насмарку.

В моей нынешней должности хлопот тоже хватает. Я, например, считаю своим долгом лично каждого солдата комендатуры знать. Замполит заставы? Конечно, ему свои солдаты лучше, чем мне, известны, но у меня и навыка поболее, и кругозор пошире. На любого человека, на любое явление не вредно бывает с некоторого расстояния взглянуть, очень не вредно.

Вот и ломаешь себе голову, стараешься самый тесный контакт с солдатами поддерживать, чтобы понимать прежде всего, чем живет молодежь, о чем мечтает, и, соответственно, свою работу на ту же волну настраивать.

Полнее всего такого контакта достигаешь в ходе доверительного разговора — один на один, главным же образом во время подведения итогов политподготовки личного состава. Тут сразу все проверяешь — и бойцов, и командиров, которые непосредственно с ними работу ведут. Недаром они все на проверке так и вьются — и подсядут к солдатам и сержантам, которые отвечать готовятся, и нужную работу найти помогут, даже нужную страницу, и успокоят, и ободрят — любо-дорого смотреть.

Поверите ли: я каждый раз буквально любуюсь этой картиной солдатских зачетов, возможной только в нашей, социалистической армии; как-то удивительно ощущаешь в эти минуты спаянность людей, их единство в чем-то главном, хоть на них и разные знаки различия. И пропорции всегда прямые: застава, которая дружно проверку политических знаний проходит, и свое основное дело так же дружно, твердо и четко выполнит.

Конечно, опрос ведешь по-разному. Старослужащих уже знаешь, им только вопросы по теме, или, если у кого были взыскания, то лишний раз разбередишь ранку, заставишь признать, что был не прав. С новичками — знакомиться надо. Ты для них пока чужой дядя. Любым способом пытаешься заставить такого парня разговориться, быть искренним с тобой.

Недавно вот попался мне один такой — первый раз в дозор сходил.

— Страшно было? — спрашиваю я его.

Стоит юноша, мнется. Ну как перед товарищами, которые, улыбаясь, ждут ответа, признаться в таком непростительном для мужчины грехе? Но и врать тоже не хочется.

— Не-нет, — все-таки тянет он, и тут же поправляется: — Никак нет, товарищ майор!

А я не отстаю.