— Неужто совсем? Ни капельки?
Солдат снова в смятении.
— Да… Нет… — едва слышно выдавливает он из себя.
— Ишь, храбрец какой! — восхищаюсь я. — А вот мне поначалу частенько страшно бывало. Правда, мы-то еще в одиночку в дозор хаживали, зато такого страха натерпишься… Вдвоем вам куда веселее. Значит, говоришь, совсем-совсем не боялся?
— Ну, разве что немножко, — признается наконец солдат и улыбается.
— Вот видишь, — облегченно вздыхаю я, — тут уж никуда не денешься…
И он доволен собой, и я доволен: еще один впервые встреченный мною в жизни человек был со мной до конца откровенен. Теперь у меня есть надежда на то, что и в более серьезном случае он тоже не скажет мне неправду.
А сколько таких ребят пройдет за… ну, скажем, за двадцать лет непрерывной службы? А сколько раз приходится идти дальше и заново перекраивать и переделывать то, что успела напортить не слишком далекая семья солдата или слишком равнодушная школа?
Бывают и просто нежные, хрупкие еще натуры: проснется парень утречком, ревмя ревет, ничего не воспринимает. Что такое? Оказывается, он дом родной во сне видел. А ему через час на боевой пост заступать. Тут уж от политработника такая мудрость, такая ювелирная тактичность требуется… Лучше всего, конечно, если удается уловить, что такому юнцу действительно по душе, и сомкнуть его увлечение со службой. Буйным головушкам тоже так: любимое дело лучше всего помогает восстановить утраченное равновесие. Техника. Спорт. Любовь к животным. И еще — своевременно оказанное доверие. Не бесконтрольное, конечно, тут, на границе, позволить себе этого никак нельзя. Нет, сперва под неусыпным контролем.
И про семью я совсем не зря вспомнил. Ну зачем, скажите на милость, парню на заставе деньги? Что покупать? А родители стали жить гораздо лучше и рады стараться — шлют своему чаду денежки без конца и края. Или посылки опять же: тьма-тьмущая их идет, и далеко не всегда они по-умному уложены. Не так давно одна сердобольная врачица прислала своему дорогому братику грелку — чтобы лечился от простуды. А в грелке — что? А в грелке спирт…
Так что ведем воспитательную работу с дорогими родственничками. А также с населением работаем, но это уже не нагрузка, а радость. Взаимные посещения, концерты, совместно проведенные праздники, спортивные соревнования. Добровольные дружины вдоль всей пограничной зоны — беседы, иногда практические занятия, иногда привлечение к операциям по задержанию. Помощь таких дружин — неоценима. Да и просто друзей у меня тут — половина местных жителей.
Пружина. Пружина из доброй стали — вот с чем, вероятно, можно сравнить пограничную службу. Мирно, свернувшись в клубочек, лежит пружина в гнезде и делает свое незаметное дело. Кто станет обращать внимание на пружину, пока механизм работает исправно? Ее не видно, не слышно даже.
Только пружина эта обладает волшебной способностью распознавать намерения людей, к ней приближающихся. Спокойные, уверенные шаги честного человека не тревожат ее. Трусливая походка злоумышленника мгновенно заставляет насторожиться.
И тогда шутки плохи. Пружина разворачивается и бьет. Иногда она бьет насмерть. Что ж, пусть враги пеняют на себя. Они не могут не знать, на что идут. За годы советской власти наши пограничники создали себе достаточно прочную репутацию.
Недаром они называют себя чекистами.
Кто такие чекисты, всем хорошо известно.
Мы только забываем подчас, как давно ушли от дел те первые рыцари революции, которыми руководил лично Дзержинский.
Ряды чекистов-пограничников пополняются повседневно: что бы ни случилось, этот процесс должен быть непрерывным.
В отличие от тех, кто охраняет границы старого мира, наш пограничник — добрый человек. Не добряк. Добрякам на границе не место. А именно добрый человек, готовый не только покарать нарушителя, но и прийти на помощь терпящему бедствие. Это знает и понимает каждый наш ребенок.
И воспитываются солдаты-пограничники на тех же справедливых и мирных идеях, что и вся наша молодежь. Вместе с тем охраняющий границу юноша-чекист должен быть особо мужественным и стойким, когда надо — неумолимым, иногда — беспощадным.
ebooksa