— А что с рукой?
— Да так.
— А все-таки?
— От беляков память. Расскажу как-нибудь, если охота появится. Лето длинное. Я ведь по Алтаю всю тайгу прошел. Как родился, пошел в нее, так никак из матушки и не выйду. Всякое видел. Показалась она мне. Не обидела…
— А работать не мешает?
— Да нет. А вы что, Михаил Федорович, сомневаетесь? Так, кажись, вас зовут, товарищ начальник? Или, может быть, к имени-отчеству не приучены, предпочитаете по чину? Люди вас в обозе все начальником величают. С Коровиным мы не раз по тайге хаживали. Не жаловался он на мою руку.
Теперь Тарасов понял свою оплошность. Перед ним был тот самый знаменитый «всеумелец», о котором не раз рассказывал Коровин. Человек, прошедший вдоль и поперек всю алтайскую тайгу, удивительно работоспособный и так же удивительно обидчивый.
Как-то Коровин в сердцах сказал ему фразу, показавшуюся обидной, и Матвей Фаддеевич Буря, или попросту Матвей-буря, молча поднялся и ушел. Прямо с маршрута. Осенью, без плаща, в чем был, без своей вещевой котомки.
Несколько раз ездил Коровин домой к Буре извиняться, к себе в гости приглашал. Очень не хотелось терять такого помощника и надежного товарища. Но Матвей-буря каким-то образом всегда заранее узнавал о предстоящем приезде Коровина, а наученные родичи заявляли: «Только уехал. Сказывал, на неделю, а там видно будет. Куда? А разве у него доспросишься?», или еще так: «На охоте Фаддеевич и тревожить не велел».
Тарасову было непонятно, как Матвей-буря мог оказаться в обозе. Видимо, обида была прощена и он сам решил прийти на помощь к другу. Коровин говорил, что посылал ему письмо. И вот он, Тарасов, так неудачно начал свое знакомство, да еще отличился в пути тем, что не замечал, как к нему обращаются люди.
— Да вы не думайте, если не поладим, я не задержусь, — как бы угадывая смятение начальника, заметил Буря. — Мешать не стану. Сам иду, без приказа или аванса. Просто из интереса. Я человек самостоятельный. За то меня еще в партизанском отряде в разведку всегда одного посылали, редко кого только для связи брал.
— А почему вы, Матвей Фаддеевич, решили, что я сомневаюсь, — попробовал вывернуться Тарасов. — Откуда я мог знать, с кем беседую? Может, лучше познакомимся, хоть с опозданием?
То, что Тарасов так прямо признал ошибку, назвал по имени-отчеству и протянул руку, польстило старику.
— И то правда! — сразу согласился он и широко улыбнулся.
Теперь Тарасов мог убедиться, что здоровая правая рука этого человека была из тех, которыми шутки ради сгибают медные пятаки.
— Ну, что же. Теперь, по обычаю, можно закурить. Ты моего, а я твоего. Коли поладим, может, и другое что не раз делить придется.
Тарасов с готовностью протянул кисет и сам взял из рук Матвея аккуратный кожаный мешочек. Не новый, но с еще заметной сафьяновой отделкой, длинными завязками, несколькими отделениями и петлей, чтобы прикреплять на ремень, либо «на крестик» — на шею.
— Он у меня на старый таежный манер, — пояснил Буря. — И для табаку и для золота годится. А двойная крышка, чтобы не промок.
— Хорош!
— Может, поменяемся? — неожиданно предложил Буря, — Твой тоже ничего. Расшитый, девичий.
ebooksa