— Если кто не верит, как хорошо живётся у пиратов, тот может спросить об этом у Филина, и он всё вам обстоятельно расскажет! — продолжал увещевать капитан. Желающих расспрашивать не нашлось, все и так уже наслушались таких историй и совершенно не горели желанием попасть в руки пиратов.
Пиратский пинас, встав на параллельный курс, стал стремительно догонять шедший впереди «Maravillas». Совершив сначала поворот бакштаг, потом галфинд, и уйдя в крутой бейдевинд, он вплотную приблизился к барку, готовя абордажную команду к бою.
Я уже давно стоял на полуюте возле рулевого и с тревогой смотрел на манёвры пиратского судна, управляемого опытным капитаном, как бы ни лучшим, чем сам Гасконец, или тот же Морган.
Барк успел дать залп по почти поравнявшемуся с ним пиратскому судну, когда тот в ответ выстрелил из четырех орудий с левого борта. Из трёх ядер, выпущенных с барка, только одно пронзило пиратский пинас насквозь, пробив его борт, два других снесли фальшборт и повредили рангоут, и всё. На плохой меткости сказалась низкая выучка испанских канониров, редко утруждавших себя стрельбой по мишеням. Да и не этим зарабатывали себе на жизнь матросы барка, в отличие от пиратов.
Ответный пиратский залп нанёс гораздо бо́льшие увечья барку, перебив у основания фок-мачту и разнеся в клочья правый борт судна, частично разрушив пушечную палубу. Крики ярости и ужаса поднялись над испанским кораблём, вызвав радостный волчий вой, в ожидании близкой добычи, на пиратском судне.
— К оружию, испанцы! — капитан и часть команды, вооружившись аркебузами, стали целиться в стремительно приближавшийся пинас. На нём англичане, вооружённые мушкетами, готовились в свою очередь дать очередной залп.
— Эрнандо, у тебя есть пистоль, заряжай его, порох и пули у Санчеса, — прокричал мне Хосе де Ломо.
Капитан оставался капитаном в любых обстоятельствах и отслеживал всё, что происходило вокруг. Выйдя из оцепенения, вызванного неприятными воспоминаниями, я бросился к упомянутому Санчесу, матеря себя последними словами. Я столько пережил, я столько давал себе клятв, чтобы в последний момент струсить и предать самого себя.
Воевать мне ещё не приходилось, но… метнувшись к своему рундуку, я вытащил из него пистоль, перевязь с метательными ножами и, нацепив абордажную саблю на пояс, бросился обратно. Выскочив из люка на палубу, я как раз застал тот момент, когда произошёл обоюдный залп аркебуз и мушкетов, накрывший всё дымом пороха.
Подскочив к Санчесу, я, взяв из большого мешка порох, стал заряжать свой пистоль, насыпая на его полку порох и заталкивая пулю с пыжом в ствол. Как это делали другие испанцы, я видел уже не раз, да и благодаря службе в армии, понимал, что к чему.
Дикие радостные крики накрыли барк, взметнулись вверх абордажные крючья, с закреплёнными на них верёвками. Благодаря абордажной сетке, часть крючьев зависли на ней, не в силах впиться своими лезвиями в борт корабля, а часть все — таки достигли своей цели.
Но полностью взять барк на абордаж это не помогло, и вот уже новые крючья полетели в воздух и, преодолев короткое расстояние, впились в фальшборт, надёжно скрепляя корабли между собой. Воспользовавшись подходящим моментом, пираты пошли в атаку. Закипел жаркий бой.
Выскочив из люка, я отбежал к рулевому и оттуда уже наблюдал за разразившимся сражением. Испанцы успели дать ещё один залп из аркебуз, выбив из рядов атакующих три-четыре человека, а потом волна из наступающих пиратов захлестнула судно.
Первым из погибших испанских матросов стал Родригес, с которым я часто разговаривал и был с ним в хороших отношениях. Один из взобравшихся на борт барка пиратов снёс ему голову в числе первых. Фонтан крови залил палубу, и я очнулся. Ярость и страх, быстро перешедший в остервенение, охватили меня полностью.
Голова, до этого имевшая только сумбурные мысли, перемещающиеся в хаотичном порядке, неожиданно стала холодной, а мысли, перестав метаться, как загнанные белки в колесе, обрели чёткую направленность на победу.
Вокруг царил полнейший ад. Аркебузы, больше ни на что не годные, были отброшены в сторону, и битва продолжилась с помощью абордажных сабель, шпаг и ножей. В этой битве пираты имели очевидное преимущество, у многих из них был большой боевой опыт, а также почти все держали пистоли в руках, в отличие от матросов испанского барка, вооружённых только саблями и уже ненужными аркебузами.
На шкафуте, основном месте битвы, кипела ожесточённая схватка, звучали одиночные выстрелы, слышался звон сталкивающихся в воздухе клинков. Заряженный тяжёлый пистоль удобно лёг в руку. Пуля была только одна, и её надо было разумно потратить, перезарядить пистолет в последующем, уже бы не было времени.
Моё внимание привлёк один из пиратов, полностью увешанный оружием, он как раз сделал выстрел одним из двух пистолетов, которые у него были.
— Очень достойная цель, — мелькнуло у меня в голове, к тому же, он был одним из пиратских командиров.
Я стоял сейчас на полуюте, возвышающемся над шкафутом, и мог рассмотреть всю битву, как на ладони. Сделав шаг вперёд, и тщательно прицелившись, я спустил курок. Грохнул выстрел, тяжёлая свинцовая пуля, теряя обрывки горящего пыжа, устремилась вперёд.