– Она была бы, по крайней мере, в порядке вещей и ни мало бы меня не удивила.
Гуго только пожал плечами при этой выходке Коклико, ставшего вдруг мизантропом.
– Так ты станешь подозревать кавалера, отдающего свой кошелек в мое распоряжение? – спросил он.
– Именно, граф: это так редко встречается в настоящее время!
– В каких горячих выражениях он говорил об оказанном ему когда-то приеме в Тестере, и разве тебя не удивляет, что, через столько лет, он еще не забыл моего лица?
– Слишком хорошая память, граф, слишком хорошая память, – проворчал упрямый философ.
– Что ж, ты считаешь это недостатком, а не достоинством, что ли?
– Разумеется, нет; но я прибавлю только, что такая память слишком щедра на комплименты.
– Ты не можешь, по крайней мере, не сознаться, что дон-Манрико хорошо знает наш старый замок, где мы с тобой прожили столько счастливых дней.
– О! что до этого, то правда! Весь вопрос только в том к лучшему ли для нас это, или к худшему?
– Сам святой Фома, патрон неверующих, показался бы очень простодушным в сравнении с тобой, Коклико!
– Граф! поверьте мне, вы всегда успеете сказать: я сдаюсь! но иногда поздно бывает сказать: если б я знал!
Если бы Коклико, вместо того, чтоб пойти на конюшню взглянуть, всё ли есть у Овсяной-Соломинки и у трех его товарищей пошёл вслед за испанцем, то его недоверчивость пустила бы еще более глубокие корни.
Побродив несколько минут вокруг дома, где остановился Монтестрюк, как будто всё там высматривая, человек, назвавший себя доном Манрико, вошел в низкую дверь. и, заметив слугу, зевавшего в уголке, принялся расспрашивать его, кто здесь есть с графом де Шаржполем.
– С графом де Шаржполем? – переспросил слуга, подняв руку с глупым видом, и стал чесать себе лоб.
Дон-Манрико, вынул из кармана немного денег и опустил их в поднятую и раскрытую руку слуги; язык плута вдруг развязался каким-то чудом.
– Граф де Шаржполь приехал вчера ночью с тремя людьми, двое больших и один маленький, вроде пажа; все вооружены с головы до ног, и с ними еще приехал кавалер, который тоже, кажется, шутить не любит. Этого зовут маркиз де Сент-Эллис.
– Четверо, а я один!.. Гром и молния! – проворчал испанец.
Вырвавшееся у дон-Манрико восклицание поразило бы Коклико; но и сам Монтестрюк тоже сильно бы удивился, если б, после этого короткого разговора испанца со слугою гостиницы, он встретил своего собеседника, идущего смелым шагом по улицам Меца.
Дон-Манрико шел в это время к ближайшим от лагеря городским воротам; он уже не притворялся смирным и безобидным человеком и ступал твердой ногой. Большой рост, гибкий стан, широкие плечи, рука на тяжелом эфесе шпаги, надменный вид – тотчас же напомнили бы Гуго недавнее приключение и, взглянув на этого сильного рубаку, не скрывавшегося более, он бы наверное вскричал, не задумавшись: Бриктайль!
ebooksa