Только и речи было, что о балах и охотах вперемежку со смотрами и с ученьями для поддержки в солдатах воинского духа. Проезд каждого нового лица был предлогом для новых пиров. Играли по большой, ели вкусно и пили исправно. Старые городские отели и все окрестные замки растворили свой двери настежь и хозяева принимали волонтеров самым роскошным образом. Все эти молодые лица сияли радостью, которая, казалась тем живей, что возврат на родину был для всех так неверен. Сколько голов должна была скосить турецкая сабля!
Между тем Колиньи, прибывший в Мец еще с конца апреля, употреблял все старания, чтобы поставить свою армию на хорошую ногу и подготовить все к походу. Герцог де ла Фельяд был назначен к нему старшим полковником, с тайным поручением заменить его в случае болезни или раны, но главнокомандующий давал ему полную волю петушиться сколько угодно, а сам занимался всем. Праздники и приготовления продолжались еще в начале мая. Человек незнакомый с положением дел в Европе, видя такое всеобщее веселье в лагере и слыша повсюду громкие песни, мог бы подумать, что все эти солдаты и офицеры собрались здесь единственно для того, чтоб позабавиться пышной каруселью. В этот-то веселый шум попал и Монтестрюк, в одно майское утро, при ярком солнце, игравшем в свежей весенней зелени. Пушки стояли между яблонями в полном цвету, ружья, вытягивались вдоль живых изгородей. Барабан раздавался на берегу ручья, трубы трубили в тени рощи. На лугу солдаты в щегольских мундирах заигрывали с девушками, которые не бежали прочь, как некогда и Галатея; между палатками разъезжали прекрасные дамы с милыми офицерами, любуясь отчетливым устройством лагеря. Штандарты, для которых сам Людовик XIV назначил цвета по эскадронам, развевались рядом с шалашами из зелени, под которыми маркитантки расставляли свои складные столики.
Коклико бегал целый день во все стороны и вечером объявил, что Мец несравненно красивее Парижа.
– Ура войне! – вскричал он в восторге; – не даром я всегда плохо верил философам и книгам: они просто оклеветали ее самым бесстыдным образом. Тут смеются, пляшут, никого не убивают: просто – прелестная штука! выдуманная, должно быть, нарочно мужчинами, чтоб дать случай поселянкам выбрать себе любезных. Только разве и терпят немножко птичные дворы соседей.
Угренок был того же мнения; за лукавое личико его подпаивали по всем выставкам, мимо которых он проходил; в голове у него немного шумело и он весело хохотал.
Сам Кадур был не так важен, как обыкновенно, и изволил тоже улыбаться. В это самое время Гуго сидел запершись с графом де Колиньи, который объявил ему, что он должен ехать немедленно дальше.
– Мне нужно кого-нибудь, – сказал ему главнокомандующий, – чтоб ехал впереди по Германии и обстоятельно извещал меня обо всём, что там делается. Ты молод, храбр, верен, предприимчив; ты предан мне столько же, как и я тебе; тебя я и выбрал для этого поручения. Надо поспешить с отъездом.
– Завтра же, если прикажете.
– Хорошо, завтра. Объяви министрам императора Леопольда, что я сам скоро буду. Не поздней 16-го или 17-го я выеду. Так я написал и графу де Лувуа. У меня нет верных сведений о числе и качествах имперского войска, с которым я должен соединиться. Главнокомандующего я знаю по его славной репутации: никого нет достойней такой чести, как граф Монтекукулли. Но что может сделать генерал, если у него мало солдат, или плохие солдаты? Узнай – надо непременно узнать – какие позиции он занимает, на какие крепости он опирается, на какие вспомогательные войска он рассчитывает; думает ли он наступать, или только обороняться, не грозят ли турки самой Деве и что сделано для защиты её от внезапного нападения? Не верь тому, что тебе станет рассказывать старик Торчиа, любимый министр старого императора: он совсем заснул в самодовольстве и бездействии. Смотри своими глазами.
– Будьте покойны.
– Еще бы лучше узнать все и о турецкой армии. Говорят, она велика, считают ее непобедимою; но не надо забывать, что воображение и страх, особенно страх – часто преувеличивают. Надо однако же сознаться, что она разлилась по Венгрии, как буйный поток, снесла все, забрала города и рассеяла войска, пробовавшие сопротивляться. Командует ею человек ужасный, Ахмет-Кьюперли, из простого носильщика сделавшийся великим визирем. Таким врагом пренебрегать не следует. У него храбрость и упорство истинного военачальника, верный взгляд и энергия. Если только его не остановят, он станет истребителем всего христианского мира. Но как узнать наверное, что делается у него в лагере и из чего составлено его войско, идущее на германскую империю, а потом – после её падения – на Европу? Мастерская штука была бы, если б этого добиться! Я этого от тебя не требую, но узнавай все, что можно. Часто простой случай решает судьбу сражений. А сколько я мог понять из всех полученных сведений, в Австрии хоть и есть полководец, но нет министра, который умел бы распоряжаться всем. Смотри же, не пропускай ничего и когда я сам приеду на место, где должен поддержать честь французского имени, надеюсь найти в тебе и советника, и руководителя. – Колиньи подошел к Гуго, обнял его и продолжал: – Помни, что, отправляясь в подобную экспедицию, нам надо вернуться победителями, или не вернуться вовсе… Мы будем действовать храбро… Спасем честь, а в остальном положимся на Провидение!
На следующий день Гуго убедился, что если и похвально полагаться в остальном на Провидение, то и случай не мешает тоже принимать иногда в расчёт.
В ту минуту, как он выходил из дома главнокомандующего, где не очень торопились заготовлением доверительных писем, которые должны были облегчить ему даваемое поручение, к нему подошел на площади человек и сразу обнял его, так что он с трудом отделался от этих объятий. Незнакомец улыбнулся и, не выпуская его рук, сказал:
– Я вижу, что это значит… Вы меня не узнаете! Так давно мы с вами не виделись, и вы были тогда еще так молоды! Но я, я не забыл вас; у меня сердце благодарное! Я был бы чудовищем неблагодарности, если б забыл оказанное мне вами гостеприимство и славный ужин в Тестере!
– В Тестере? – спросил Гуго.
– Да! в этом уютном замке, который пользовался такой славой во всем Арманьяке и где вы так хорошо пользовались уроками старика Агриппы. Ах! что за человек! и умный, и храбрый!.. Еще и теперь помню залу, увешанную оружием, куда он зазывал всех прохожих военных!.. и низкую комнату, где так вкусно ужинали после фехтования!
Не было сомненья, незнакомец бывал в Тестере. Перед Гуго стоял высокий статный солдат, очевидно не потерявший с летами своей силы. Загорелое лицо его носило следы долгих походов, щеки и лоб были покрыты морщинами, борода и усы поседели, на висках оставалось мало волос, но глаза блестели, как у сокола, а крепкие члены сохраняли еще гибкость далеких дней молодости. Коклико так и впился в него глазами.
– Чёрт возьми! – продолжал неизвестный, обнимая снова Гуго, – вы и тогда уже порядочно владели шпагою! Старые рубаки, воевавшие с Врангелем и с Тилли, исходившие много земель в своих походах, встречали в вас достойного противника! Если вы сдержали все, что обещало ваше отроческое искусство, то я от души жалею всякого, кто с вами поссорится!.. Какой верный взгляд! какой отпор!.. Точно молния!.. Расскажите же мне, пожалуйста, что поделывает Агриппа?
– Увы! он очень стар и готовится отдать душу Богу! Но я надеюсь, что он не закроет глаза прежде, чем мне удастся обнять его еще хоть раз.
Незнакомец, казалось, был сильно тронут; он снял шляпу и сказал взволнованным голосом:
ebooksa