– Вот этого-то счастья мне и не достанется испытать… а между тем Сам Бог видит, как сильно я этого желал бы! Он не скупился на добрые советы и на хорошие примеры, этот славный, почтенный Агриппа, и душа его, молитвами святых угодников, пойдет прямо в рай.
Он утер слезы и, погладив усы, продолжал:
– Теперь вот на мне кожаный колет, потертый латами, и желтые бархатные штаны, потертые седлом, а когда-то я командовал кавалерийским эскадроном у знаменитого Бернгарда Веймарского… Я только что вылечился от страшной раны на водах Обонн, когда судьба привела меня случайно в Тестеру. Как славно я заснул после сытного ужина! И какого вина поднес мне г. Агриппа, когда я уезжал дальше!.. Любому монаху не стыдно было бы выпить такого вина, а предки мои никогда такого и не пивали! Боевого коня моего вволю накормили овсом. Да! проживи хоть сто лет дон-Манрико и Кампурго и Пенафьель де Сан-Лукар, ваш покорнейший слуга, никогда он не забудет этого блаженного дня, когда он спал под вашей крышей и сидел за вашим столом!
Говоря это, дон-Манрико согнул свою длинную спину до самой земли.
– А все таки однако ж очень странно, – сказал Гуго, кланяясь ему тоже, – что вы так с первого взгляда меня тотчас и узнали! Неужели я так мало изменился?
– Напротив… изменились необычайно! Но и тогда у вас был какой-то особенный вид, посадка головы, походка, ловкость в движеньях, что то такое, одним словом, что, увидев вас среди тысячи людей, где бы то ни было, на пиру или в схватке, я бы тотчас сказал: это он, это граф де Шаржполь!
– Так вы знали и мое имя? Его однако же никогда не произносили в Тестере!
– Да, – возразил с живостью испанец; – но я был так тронут вашим ласковым приемом, что в тот же день навел справки, чтоб узнать, кому именно я им обязан, и один кавалер, знавший когда-то вашего храброго отца, графа Гедеона, в его замке Монтестрюк, выдал мне тайну вашего происхождения. Меня это и не удивило во все: любой сын принца мог бы позавидовать вашей осанке.
Проговорив эту речь, дон-Манрико пошел рядом с Гуго и продолжал:
– Я не хочу мешать вам… позвольте мне только немножко пройтись с вами. Я просто молодею, когда вас вижу и слушаю! Ах! славное было тогда время! Вы тоже участвуете, должно быть, в венгерском походе, судя по вашему мундиру?
– Да, вы не ошиблись… Можно ли желать лучшего случая для начала своей службы, как сразиться с врагами христианского мира?
– Я узнаю сына благородных графов де Шаржполей! И у меня тоже, при первом известии об этой священной войне, закипела старая кровь! Я снова облекся в старые доспехи! Большой честью для меня будет сделать поход с вами и быть свидетелем ваших первых подвигов. Если только есть хоть сотня дворян вашего закала в армии его величества короля французского, то я готов поклясться, что туркам пришел конец… Я же сам – испанец и добрый католик, живу теперь одной надеждой, в мои лета, – умереть за такое славное дело…
– Да сколько же вам лет? Вы еще так свежи!
– Это только от радости, что вас встретил, я кажусь моложе… мне семьдесят лет.
– Чёрт побери! – заметил Коклико.
– Потому-то именно, – продолжал дон-Манрико, – я и позволяю себе говорить с вами, как старый дядя с племянником… У меня водятся деньги… Если вам встретится нужда, не церемоньтесь со мной… мой кошелек к вашим услугам. Я буду счастливейшим из людей, если вы доставите мне случай доказать вам мою благодарность.
Монтестрюк отказался, к большому сожалению испанца; разговор перешел на военное дело и дон-Манрико выказал в нем много опытности. Он расстался с Гуго только у дверей его квартиры и опять обнял его так искренно, что доверчивый гасконец был глубоко тронут.
– Честный человек и опытный человек! – сказал он. – Как благодарен за простую постель и за простой обед!
– Слишком уже благодарен, граф… Что-то мне подозрительно!
– Так, значит, неблагодарность показалась бы тебе надежней?
ebooksa