— Стой, — схватила она меня за локоть, когда я взялся за ручку двери, готовый распрощаться с тем, о чем мечтал всю жизнь. Наверное, это почти то же, что сломать руки. Или вовсе их отрезать.
Так я и думал, пока слабая надежда на спасение не забрезжила на дне моего отчаяния, когда Марина шепнула:
— Один раз.
— Не понял, — буркнул я скорее двери, не желая оборачиваться.
— Один раз, прямо сейчас. И я отдам тебе все документы с внутренним расследованием.
— Копии?
— И их тоже и даже расписку напишу, что к тебе как к специалисту претензий не имею.
Меня прибило грузом выбора. Можно и дальше продолжать бороться с этой акулой, которая сгрызала неугодных на обед и точила ими свои клыки, а можно нагнуть ее, трахнуть и вернуться к работе.
Не будет ни страха, с которым я жил последнее время, ни беспокойства, заливаемого вискарем, ни проблем с инспекцией. Ничего.
Один спуск спермы, один ее визгливый оргазм.
Все было бы хорошо, если бы не внутренний голос, что так настойчиво и любовно шептал: «Аня, Анечка, малыш».
Выбор был даже не между тем, трахнуться или нет. Выбор был между тем, быть с Аней или расстаться. Потому что я физически не смогу ее обманывать, да она и сама меня быстро раскроет. Или ей скажут. Добрые люди всегда найдутся. Все тайное всегда становится явным.
А если отказать?
Пойти дальше своей дорогой. Жить, как все, просто работать и забыть об успешной карьере. Вот только печаль я буду заливать алкоголем, а злость на несправедливость срывать на самом близком человеке.
Аня пострадает в первую очередь. Тупик, куда ни посмотрит. Аня все равно будет страдать. Вопрос в том, как долго.
Марина положила руку мне на плечо, чуть сжав, другой поглаживая живот и подбираясь к ремню, пока я размышлял, приложившись лбом к пластику двери.
Все кончено. Да здравствуй карьера, да прости меня, Аня.
Я резко развернулся и схватил Марину за запястье, крепко сжав, чувствуя острый позыв к рвоте.
Какой уж тут трах, тут возбудиться бы…
— Пиши расписку. Копии мне. Прямо сейчас, дрянь, и готовь задницу. Не думай, что я собираюсь нежничать.