Застава в степи

— Копейкин будет рыдать от счастья! — восторгался администратор, обтирая свое жирное тело мохнатым полотенцем. — Какую я натурку подыскал!

Уже в автобусе Хомяков рассказал нам про писателя Минуткина, молодого, но уже широко известного, про сценарий, который он написал. Мы, к великому нашему стыду, не только не знали, но и не слышали о таком писателе. Хомяков удивился, что наша хрестоматия имеет такой серьезный пробел и, пообещав поставить этот вопрос в Академии наук, объяснил нам, что такое сценарий. Это такой роман, повесть или рассказ, как, например, «Старая крепость» Беляева или «Каштанка» Чехова, только пишется такая книжка не для чтения, а специально для постановки кино. И вот режиссер читает такой сценарий, выбрасывает из него все, что ому не нравится, дописывает все, что ему нравится, приглашает артистов и начинает разучивать с ними роли.

— Как мы в драмкружке, — уточнил Синицын.

— Именно, — подтвердил Хомяков. — Так вот…

Дальше он рассказал нам о том, как один ученый изобрел ускоритель роста. Достаточно этого порошка насыпать под кукурузу, как она становится гигантской. Чтобы проверить свой опыт в жизни, академик едет с молодым ученым — Сашей — в степной район. На станции во время разгрузки кто-то путает ящики, и вместо чудесного препарата в совхоз привозят обыкновенный суперфосфат. В этом же совхозе проходит практику молодая красивая девушка Лиза. Она — механизатор, но находит всякие причины, чтобы не садиться за руль трактора. Ее называют лентяйкой, белоручкой, но ничего не помогает. Потом она встречает Сашу и просится к нему в группу. Лизе доверяют опытное поле. Она вносит под кукурузу привезенный препарат. Но он не дает эффекта. Ученый обнаруживает подлог и страшно расстраивается. Ему ясно, что кража препарата — дело рук иностранных агентов. Но ведь в бригаде работает всего пятеро. Академик, ни минуты не колеблясь, исключает себя из списка подозреваемых. Значит, шпион кто-то из четверых. Неужели это его ассистент? А может быть, трактористка Лиза, в которую влюблен Саша? Он делится своими мыслями с Сашей, а тот — с Лизой. Девушка страшно возмущена. Она говорит академику, что ничего он не изобрел, а теперь хочет, все свалить на глупую историю со шпионами.

В это время в бригаду пробирается уполномоченный по организованному набору рабочих. Тот самый, которого мы потом приняли за шпиона, а он просто боялся директора совхоза, потому что тот обещал повесить его на первом столбе за переманивание механизаторов. Этот уполномоченный зовет Лизу на строительство нового химического комбината. Пока идут поиски иностранного разведчика, задерживают всех подозрительных, портят друг другу нервы. А в это время в другом совхозе настоящим препаратом подкармливают кукурузу, и она вырастает до небывалых размеров — в два этажа высотой, початки у нее такие, что больше десятка не умещается в кузов самосвала.

Весть о неслыханной чудеснице с быстротой телеграммы «молнии» разносится по всему району и доходит до совхоза, где трудятся ученые.

— Все довольны, все смеются! — воскликнул Константин Иванович, заканчивая пересказ сценария.

Мне сначала было неудобно смотреть на улыбающееся лицо Хомякова, потому что ни я, ни Генка не смеялись. «Ну чего в этом смешного? — тоскливо думал я, обвиняя себя в невежестве и темноте. — А вдруг эта комедия будет такой же, как фильм «Красный цветок», с которого мы недавно ушли?». Но тут же я испугался такой мысли и посмотрел на своего боцмана. Он передернул плечами. Значит, ему тоже не смешно.

— Я вижу, старики, — перехватил нашу немую сигнализацию Хомяков, — что до вас не дошел тонкий юмор нового шедевра экрана. Ну что ж, тем хуже для вас.

Когда мы приехали в рощу, администратор, выйдя на поляну, объявил:

— Вот здесь мы будем снимать сцену расставания. Саша признается ей перед отъездом в любви, но она отвергнет его любовь, потому что он ведь тоже усомнился в ее преданности Родине.

— Так они и не поженятся? — спросил Генка и хитро подмигнул мне черными, как сажа, глазами. — Так в кино не бывает.

Круглый, как глобус, живот Константина Ивановича заколыхался, как будто у него внутри началось землетрясение, рот широко раскрылся, издавая сиплые звуки не то душившего его кашля, не то смеха. Прежде чем ответить, он несколько раз похлопал себя по бедрам. И уже потом, тяжело отдуваясь, будто пронес на себе автобус, сказал:

— Ты прав, старик. Так не бывает. Какому же режиссеру хочется огорчать нашего жизнерадостного зрителя? И у Копейкина будет такой же финал.

Затем Константин Иванович рассказал нам об артистах, операторах, режиссерах, которые завтра будут здесь, тогда-то мы впервые и услышали о Маше Дробитовой.

И вот теперь мы с нетерпением ожидали встречи с кинозвездой первой величины, как назвал ее Хомяков. Она представлялась нам красивой, как миледи из «Трех мушкетеров», умной и доброй, как Варвара Васильевна из кинофильма «Сельская учительница», и веселой, как Люба Шевцова из «Молодой гвардии». Вот почему накануне, вечером, я обломал у себя во дворе куст белопенной персидской сирени. Бабушка увидела утром пустые ветки и чуть не упала в обморок. Пока она приглядывалась к следам около куста, я стрелой выскочил за калитку и помчался к Генке. У него и кубрике-сарае как ни в чем не бывало красовался в литровой банке букет. Я выразил боцману благодарность и вынул цветы.

— А я? — уставился на меня Синицын.

— Что ты?

— Я буду дарить банку?