Тракторист по-волчьи повернулся к нему.
— А что, неправда? — горячился я. — Вас недавно судили за то, что вы тунеядец.
— Безобразие! — возмутился Копейкин. — Кого вы мне подсовываете? — спросил он у Хомякова. — Мы бы его на весь Союз как лучшего. Да над нами куры бы смеялись! А вы заводите свой гроб и с глаз моих долой!
— А вы не очень-то, — снова с нахальной улыбкой заговорил Прыщ. — Меня бригадир прислал.
— Бригадир! — разъярился Копейкин. — Вот я сейчас поеду к Журавлеву, он ему всыплет.
Режиссер метровыми шагами направился к «Волге», мы побежали за ним и попросили:
— Возьмите нас, а то нам скоро в школу.
Подъезжая к конторе, Копейкин вдруг повернулся к нам и сказал:
— Завтра на съемках чтоб глядели на шпиона вот так, как на этого типа!
— И вот еще что, передайте своему адмиралу: пусть продвинет «Аврору» на сто километров.
— За что? — удивились мы.
— За одно хорошее пионерское дело, — улыбнулся режиссер, высаживая нас из машины.
Маша Дробитова сдержала слово — пришла в школу. Мы показали ей карту, знамя дружины с медалью, рассказали про адмирала и про поход в Братск. А она слушала нас, как-то грустно улыбалась и все повторяла:
— А у нас в школе этого не было.
Потом пришел Коля Попов. Они протянули друг другу руки и смотрели друг на друга до тех пор, пока Коля не сказал:
— Вот вы какая в жизни.
— Какая? — спросила Маша и покраснела, как Тарелкина, когда та не знает, как ответить на вопрос.
— У нас вся эскадра от вас без ума.
— Флотилия, — поправил адмирала боцман.
— Пусть флотилия, — благосклонно согласился Попов. — Только мне больше нравится — эскадра.