– Значит, в Милу мы можем встретить хихио, или души живых, и лапу, или души мертвых? – спросила я.
– Да. Если вы выведете их, хихио вернутся в свои тела, а лапу отправятся туда, куда отправляются души хаоле после смерти.
– Куда? – спросил мистер Клеменс.
Женщина в первый раз улыбнулась.
– Почему ты меня спрашиваешь? Ты же хаоле, а не я.
Мистер Клеменс хотел спросить еще что-то, но тут женщина вручила ему моток и пустой кокосовый орех.
– В этот орех вы спрячете души хаоле.
Мы с сомнением посмотрели на орех, но промолчали.
– Привяжите лиану хорошенько, – сказала женщина. – Это ваш единственный путь назад.
Мистер Клеменс приблизился к расщелине, и я, все еще стыдясь своей наготы, присоединилась к нему.
– А к чему ее привязать? – спросила я. – До деревьев она не достанет. Может быть, к одному из камней?
Мистер Клеменс хотел что-то сказать, но тут мы уловили едва заметное движение воздуха и повернулись. Молодая женщина исчезла. В десяти ярдах от нас стоя спали привязанные лошади. За ними к океану уходили бесконечные лавовые утесы.
Сохрани мы в тот момент хоть крупицу здравого смысла, нам следовало бы немедленно одеться и ехать прочь. До заката мы могли бы достичь Коны и сообщить властям обо всем случившемся. Они послали бы людей за телом преподобного Хеймарка.
Но здравого смысла у нас не осталось. Мы стояли обнаженные посреди лавового амфитеатра и готовились к спуску в языческое Царство мертвых.
Мы подошли к расщелине, и мистер Клеменс привязал лиану к одному из камней. С ловкостью, выработанной долгим опытом, он навязал на конце ее несколько узлов, позволяющих держаться. Осталось ярдов пятнадцать свободной длины.
– Мисс Стюарт. – Он повернулся ко мне. – Я все еще считаю, что могу пойти один.
– Ерунда. Вы же слышали – должны спуститься мужчина и женщина.
Мы посмотрели друг на друга и молча согласились с тем, что у безумия свои законы, которые лучше не нарушать.
Мистер Клеменс взял свободный конец лианы, но замешкался, не решаясь набросить его мне на плечи. Я догадалась, какие противоречивые чувства его обуревают, и сама обвязала веревкой грудь и плечи. Мистер Клеменс, покраснев, все же решился покрепче затянуть узел.
Чтобы рассеять напряженное молчание, я сказала: