Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг.
Мы потрудились недаром. На этот раз Перов, посадив самолёт, остался доволен аэродромом. С самолётом к нам прибыли корреспондент «Последних известий по радио» Константин Ретинский, звукооператор Игорь Иванов и писатель Николай Михайлов. Гостям не терпится осмотреть лагерь. Они заходят в палатки, засыпают нас вопросами, пока ещё с опаской поглядывают в тёмные жерла гидрологических лунок. Хотя каждый прилёт гостей осложняет нашу работу и быт, мы всегда им очень рады и пытаемся сделать всё, чтобы гости не чувствовали себя неловко в непривычных условиях лагеря на льдине.
Ретинский с утра приступил к работе. Из палатки гидрологов слышится неестественный, деревянный голос Шамонтьева. В жизни он никогда ещё так не говорил. У вертолётчиков дело тоже обстояло не лучше, и даже бодрый голос Бабенко как-то потускнел.
Вместе с Михайловым и Ивановым обходим льдину вдоль трещины. Сначала они идут, осторожно ступая, боясь провалиться, но скоро вполне осваиваются с грунтом. Взобравшись на одну из груд льда, осматриваемся. Всюду, куда хватает глаз, – нагромождения торосов самой причудливой формы.
У нас появились первые конькобежцы. Они быстро скользят по молодому, но уже достаточно прочному льду, сковавшему снежницы. Самый лучший, гладкий каток – возле кают-компании.
Медленно кружится над лагерем одинокая чайка, то скользя над самой поверхностью льда, то скрываясь в низких облаках. Значит, лето ещё продолжается.
Заболел Саша Минаков. Он, хмурый, сидит на кровати, сжав руками голову, проклиная своё подкачавшее здоровье. Боли в области лба всё усиливаются, резко воспалились слизистые оболочки левого глаза, появился отёк, глаз почти перестал видеть… Поднялась температура, и сильно зачастил пульс. Всё это симптомы фронтита – воспаления лобных пазух. Но не только боли мучают Минакова. Его угнетает сама мысль о том, что он хворает здесь, на льду. Я стараюсь успокоить Сашу как могу, но его состояние волнует меня очень сильно, так как в наших условиях фронтит может дать серьёзные осложнения. Немедленно уложив больного в постель, я делаю ему первый укол спасительного пенициллина. Николай Евдокимович Попков, живущий с Минаковым в одной палатке, превратился в заботливую сиделку. Для него болезнь Саши – двойной удар, так как он, кроме того, сразу потерял помощника в производстве астрономических наблюдений.
Каждые три часа я прихожу в палатку к Минакову, кипячу шприц и ввожу очередную порцию пенициллина в сто тысяч единиц. Саша вздыхает, подсчитывая по пальцам, сколько ещё осталось уколов. К концу дня наступило улучшение: боли значительно уменьшились, и он в первый раз спокойно уснул.
О болезни Минакова мы сообщили в Москву, и сегодня же от Бурханова и доктора Шворина – начальника отдела полярной медицины – поступила телеграмма с подтверждением диагноза и детальными рекомендациями, как лечить. Саша знает об этом. Консультация по радио – это не только помощь советом, но в наших условиях и большая моральная поддержка.
В палатке вертолётчиков собрались комсомольцы. Они долго и горячо спорят, принимая близко к сердцу каждую неполадку в работе. И, надо сказать, молодёжь наша не отстаёт от стариков.
Мой больной чувствует себя совсем хорошо. Боли прекратились, температура стала нормальной, и он настойчиво уговаривает меня разрешить ему выйти на воздух. Убедившись, что я остаюсь глухим к его просьбам, Минаков отыскал новую возможность работать «с бюллетенем». Так как палатка находится недалеко от астрономической площадки, Минакову слышны сигналы Попкова, и он записывает отсчёты хронометра, не вылезая из постели…
В радиорубке меня встречает озабоченный Трёшников:
– Как Минаков?
– Теперь уже значительно лучше, но летать ему придётся ещё не скоро.
– Значит, гидрологические полёты отменяются, – огорчённым голосом говорит Шамонтьев.
Да, без штурмана далеко от станции не улетишь.