Комаров готовится начать работы по расчистке и заливке аэродрома. Возле его палатки выстроились широкогорлые водяные помпы, буры, а чтобы во время работы можно было обогреться, Михал Семёныч соорудил из фанеры передвижной домик на санях.
…Густая изморозь по-ёлочному украсила провода мачт, треноги приборов, просверлила чёрные купола палаток. Местами слой её достиг за ночь двух сантиметров. Крупные кристаллы сверкают на солнце, но красота эта для многих из нас «выходит боком». У Змачинского вот уже пять раз обрывалась антенна, а Лёня Разбаш вынужден то и дело выбегать из домика с палкой в руках и с ожесточением колотить по мачтовым растяжкам, отчего воздух вокруг наполняется большими мягкими хлопьями осыпающейся изморози.
Очередной вылет вертолёта для проведения гидрологических работ был назначен на сегодняшнее утро. Но полёт пришлось отложить, так как ночью снова захворал Володя Шамонтьев. Приступ почечной колики повторился, и я до утра почти не отхожу от его постели. Выгляну на минутку из домика – сегодня моя вахта по лагерю – и снова сажусь рядом с ним. Так он чувствует себя несколько спокойней.
Пора поднимать товарищей. Начинаю с палатки вертолётчиков. Первый вопрос Бабенко:
– Как погода? Дымка или туман?
– Без разницы, всё равно полёт отменяется.
– Как отменяется? Это почему ещё? – откликается Бабенко совершенно проснувшимся голосом. – Готовились, готовились…
– Шамонтьев заболел.
В ответ слышится приглушённое чертыханье.
Та же история повторяется в домике радистов.
– Алексей Фёдорович, Шамонтьев заболел, – говорю я.
Трёшников сразу садится в постели и, выслушав моё объяснение, вконец расстроенный, снова ложится, укрывшись с головой одеялом.
А погода, как на грех, стоит ясная, солнечная. Лёгкие порывы ветра едва-едва шевелят флаг на мачте.
Евгений Яцун собирается снимать геофизические наблюдения, и, так как для этой цели требуется много света, Комаров по его просьбе, зацепив трактором нарты с мотором для питания софитов – ярких кинопрожекторов, потащил их к палатке Попкова. На обратном пути он зачем-то свернул в сторону, и… крах! – лёд под гусеницей провалился, и трактор, накренившись, оказался в воде. На подмогу сбежался весь лагерь. Но, как мы ни старались, гусеницы беспомощно скребли лёд, а трактор кренился набок всё больше и больше. Прошло добрых четыре часа. Первым не выдержал Игорь Цигельницкий.
– Чёрт бы побрал такую технику! – произнёс он, снимая вымокшие и тут же замёрзшие перчатки. – Пусть сама себя вытаскивает.
– А ведь правда, пусть он сам себя вытаскивает! – обрадованно сказал Василий Канаки и, убежав куда-то, через несколько минут вернулся с прочным металлическим штырём.
Не говоря ни слова, он быстро пробурил метрах в пяти позади трактора скважину и, вставив в неё штырь, обмотал его тросом по центру, оставив свободными концы. Тут и мы сообразили, в чём дело. Свободные концы троса закрепили за обе гусеницы. Комаров включил мотор, и трактор, скрежеща по льду, пополз назад, сам себя вытаскивая.
Промёрзли мы основательно, но зато каким вкусным был горячий чай после работы, казавшейся нам уже невыполнимой!
Астрономам удалось определить координаты. Сегодня они – 89˚34'3'' северной широты, 65˚14'5'' западной долготы.