— Думаешь, во всем чертовом городе хоть кому-то это нравится?
Далеким эхом послышались ругательства Коски, которыми он осыпал нападавших, перекрывая шум.
— Конечно, не считая этого стирийского психа. Секутор, ты приглядывай за ним. Он предал Эйдер, предаст и нас, особенно если прижмет.
Практик посмотрел на Глокту — вокруг глаз не было ни следа улыбки.
— А дела плохи?
— Ты был наверху и сам видел. — Глокта выпрямил ногу и поморщился. — Бывало лучше.
Длинный, сумрачный зал когда-то был храмом. Когда гурки начали штурм, сюда отправили легкораненых, под присмотр священников и женщин. Сюда было легко добраться: в Нижнем городе, рядом со стенами. И в этой части трущоб, по крайней мере, почти не осталось гражданских. Опасность пожара или падающих камней быстро делает квартал непопулярным. Битва продолжалась, и легкораненые возвращались на стены, уступая место серьезно пострадавшим. Солдаты с оторванными конечностями, с глубокими ранами, сильными ожогами, с торчащими из тела стрелами лежали в беспорядке на окровавленных носилках в сумрачных галереях. День ото дня число раненых росло, пока носилки не заняли весь пол. Ходячими ранеными теперь занимались снаружи. Зал оставили для увечных и искалеченных. Для умирающих.
У каждого был свой язык страдания. Кто-то вопил и выл без остановки. Кто-то звал на помощь, просил сострадания, воды, звал маму. Кто-то кашлял, булькал и харкал кровью. Кто-то хрипел на последнем дыхании. Только мертвые лежали совсем тихо. И их было много. То и дело кого-то из них утаскивали со свисающими конечностями, чтобы завернуть в дешевый саван и сложить за задней стеной.
Глокта знал, что весь день мрачные команды копают могилы для местных. Так требовали их строго соблюдаемые верования. Громадных ям в развалинах трущоб хватило бы на десяток трупов сразу. Всю ночь те же команды жгли трупы союзных солдат.
«Так требовало наше неверие ни во что». Жирный дым поднимался вверх, и его относило к заливу.
«Можно только надеяться, что он ударит прямо в лицо гуркам на той стороне. Последнее оскорбление — им от нас».
Глокта медленно прошаркал по залу под звуки боли, утирая со лба пот и глядя на раненых. Темнокожие дагосцы, стирийские наемники, бледнолицые солдаты Союза — все смешалось. Люди всех народов, всех цветов кожи объединились против гурков и теперь умирали вместе, плечом к плечу, наравне.
«Бальзам на сердце — если бы оно у меня еще было».
Глокта почти не замечал практика Инея, который, скрываясь в тени у стены, внимательно оглядывал комнату.
«Моя бдительная тень — следит, чтобы никто не наградил меня за службу Архилектору смертельной раной в голову».
Маленькое помещение у задней стены храма было отгорожено занавеской — там была операционная. Насколько это было возможно. Нож и пила рубили и резали, ногу по колено, руку по плечо. Из-за грязной занавески разносились самые громкие вопли во всем храме. Крики отчаяния и боли. Наверное, не менее ужасные, чем то, что происходило за внешними стенами. Через щель Глокта видел, как работает Кадия в забрызганном, запятнанном, побуревшем от крови халате. Он разглядывал кусок блестящего мяса, который отрезал ножом.
«Похоже, культя ноги?»
Крики захлебнулись.
— Мертв, — просто сказал хаддиш, бросив нож на стол и вытирая окровавленные руки тряпкой. — Несите следующего.
Кадия откинул занавеску и вышел из операционной. Тут он заметил Глокту.
ebooksa