Прежде чем их повесят

22
18
20
22
24
26
28
30

«Простой и скромный с виду, а тот эмиссар, с которым я имел дело в последний раз, был легкомысленный и заносчивый. Для другого дела — другой человек».

— Ну да, наставник Глокта, мне следовало догадаться. — Густой и глубокий голос, и на общем говорит, разумеется, превосходно. — На нашем берегу многие были разочарованы, когда вашего трупа не оказалось среди найденных в цитадели Дагоски.

— Надеюсь, вы передадите им мои искреннейшие извинения.

— Непременно. Меня зовут Тулкис, я — советник Уфмана-уль-Дошта, императора Гуркхула. — Посланник улыбнулся — полумесяц крепких белых зубов сверкнул в бороде. — Надеюсь, меня не ждет судьба эмиссара, посланного к вам в прошлый раз.

Глокта помолчал.

«Чувство юмора? Полная неожиданность».

— Полагаю, это будет зависеть от выбранного вами тона.

— Разумеется. Шаббед аль Ислик Бурай всегда отличался… неуступчивостью. Она переплелась с его преданностью. — Тулкис улыбнулся шире. — Он был страстным верующим. Очень религиозный человек. Ближе, пожалуй, к храму, чем к государству. Конечно, я почитаю Бога. — Кончиками пальцев он коснулся лба. — Я почитаю великого и святого пророка Кхалюля. — Снова касание. — Но служу… — его глаза встретились с глазами Глокты. — Я служу только императору.

«Интересно».

— Я считал, что в вашей стране храм и государство — единое целое.

— Так бывает часто, но среди нас есть те, кто считает, что священники должны заниматься молитвами, а управление оставить императору и его советникам.

— Ясно. И для чего императору понадобилось говорить с нами?

— Трудности взятия Дагоски поразили людей. Священники убеждали, что кампания будет легкой — ведь с нами Бог, наше дело правое и прочее. Бог, конечно, велик. — Он поднял глаза к потолку. — Но мудрого планирования ничто не заменит. Император жаждет мира.

Глокта помолчал.

— Великий Уфман-уль-Дошт? Могучий? Беспощадный? Жаждет мира?

Посланник не оскорбился.

— Уверен, вы понимаете, что репутация беспощадного может быть полезной. Великого правителя, особенно в такой большой и многообразной стране, как Гуркхул, должны бояться. Можно добиваться и любви, но это уже роскошь. Главное — страх. Чего бы вы ни наслушались, Уфман — ни за мир, ни за войну. Он за… как это у вас говорится? Необходимость. Он за правильное средство в нужный момент.

— Весьма разумно, — пробормотал Глокта.

— Сейчас — мир. Милосердие. Уступки. Эти средства отвечают его целям, если даже не отвечают целям… других. — Он коснулся лба кончиками пальцев. — И вот он послал меня узнать — отвечают ли они вашим целям.

— Так-так-так. Могущественный Уфман-уль-Дошт проявляет мягкость и предлагает мир. В странное время мы живем, да, Тулкис? Гурки научились любить своих врагов? Или просто боятся?