Неспящие

– А он ведь давно говорил, что здесь жизни нет. Может, и правда сбежать пытался? – задумалась рыжая. – Всё сходится.

– Вот и я о том же. – Рассказчица зачерпнула ложкой рыбный суп. – А ты, Эмбер, если не веришь, можешь сама проверить. Посмотрим, сбежишь или пулю в задницу схлопочешь!

Девушки расхохотались и вскоре сменили тему. От их разговоров сердце Хил застучало быстрее. Что, если она действительно застрянет тут навсегда?

«Когда ты немного освоишься и пообедаешь, салии расскажут тебе о местных порядках. Вечером будет приём лекарств. Знаю, после них тебе нехорошо, но пропускать нельзя, иначе будет ещё хуже. Постарайся сразу после выпить молока с лавандой, станет немного лучше».

Хил горько усмехнулась, глядя в окно. Приём лекарств был примерно таким же жизнеутверждающим, как и утренний осмотр. Эйри Домна по очереди подзывала к себе каждую из обитательниц приюта и протягивала ей пронумерованный флакон с мороком. Сразу после того, как сосуд пустел, хозяйка заставляла открыть рот и бесцеремонно проводила сухим морщинистым пальцем по языку, зубам и щекам, убеждаясь, что нет никакой уловки и лекарство отправилось строго куда следовало. После этого она делала пометку в своём журнале отвратительно скрипучим пером и отправляла девушек восвояси. Медлительность пожилой салии делала этот процесс ещё более мучительным, но остальные девушки, видимо, давно привыкли, и те из них, кто ещё сохранил бодрость духа, скрашивали процесс ожидания болтовнёй или чтением. Другие же, в особенности пожилые постоялицы приюта, просто молча ждали своей очереди, равнодушно смотря в одну точку. Приняв микстуру, Хил вернулась в спальню и взобралась на подоконник. За окном, в белом тумане, зажигались расплывчатые огни. Где-то там, как она успела приметить, был даже кабак. Отвратительный и распространяющий запах палёного глубинника на много футов вокруг. Вряд ли ей удастся найти в нём кружку лавандового молока. От микстуры и правда неприятно саднило в горле, а изжога разъедала желудок. В первые несколько часов сердце начинало колотиться с удвоенной силой, а тело охватывал прилив энергии. Но не той, что заставляет тебя хотеть плясать и радоваться жизни. А той, что распирает каждую клеточку твоего тела, вынуждая раскачиваться взад-вперёд или перекатываться по кровати, не в силах справиться с самим собой. Ни одно на свете лавандовое молоко не облегчит этих мучений… Хотя, пожалуй, Хил стало бы чуть легче на душе, если бы кто-то мог о ней позаботиться хотя бы таким образом.

«Наконец, тебя ждёт полуночная молитва. Знаю, ты не очень любишь молиться Юне, но на острове тебе придётся соблюдать все ритуалы. Салии очень строго к этому относятся и считают, что это помогает неспящим сохранять тягу к жизни. К слову, это имеет смысл в моих глазах. Зачастую только боги могут дать нам ответы на некоторые вопросы. Не смотри на меня так, милая. Для некоторых это единственный способ не сойти с ума. Да и Луналии, говорят, на острове празднуются с таким размахом, что сама столица может позавидовать».

Пространство зала наполняло тихое эхо дыхания и неловких шорохов. Тут и там можно было увидеть людей с чёрными глазами: кто-то зажигал фонари, кто-то сидел на земле, беззвучно шевеля губами, кто-то медленно прогуливался вокруг, поднимая взгляд к куполу, над которым в эту туманную ночь едва заметно прорезались очертания лун. Это время, предназначенное только для тебя и Звёзднорождённой. Для твоих тревог и тайн, что ты хочешь с ней разделить. В зале Юны было достаточно укромных уголков, отделённых тяжёлыми портьерами из овечьей шерсти. Хил некоторое время неуверенно мялась у входа, не понимая, куда себя деть. Вдруг её взгляд приковала группа детей, столпившихся возле молодого салия. Он помогал им разжигать пламя в небольших бумажных фонариках. Дети старались вести себя тихо, но, как и можно было ожидать от маленьких людей, давалось им это с большим трудом. Хил всмотрелась в широко распахнутые чёрные глаза на их лицах. Неужели они здесь одни? Разлучённые с семьями, вырванные из сердец любимых городов? Проскользнув мимо, она нырнула за ближайшую штору и, опустившись на пол, закрыла лицо руками. Слёзы сами собой покатились по щекам. До исполнения плана Тэо оставались считаные часы, но что, если ей не удастся? Бывшая волчица обхватила себя руками, поглаживая живот.

– Всё будет хорошо, – прошептала она. Хил знала, что жизнь внутри неё только зарождается и уж точно не услышит её голоса. Но именно она заставляла Хил чувствовать, что всё происходящее не бессмысленно. Даже если её побегу не суждено случиться и она погибнет от совиной пули… Так тому и быть. Лучше умереть в борьбе за свободу, чем признать своё поражение перед неизбежным. Хил не собиралась заживо хоронить себя только потому, что волей судьбы ей довелось стать неспящей. Никто не имел права указывать ей, как жить, что делать и оставаться ли на этом забытом богами острове, утонувшем в промозглой хтони Моря Истоков. Если Звёзднорождённые и правда наблюдают за людьми, они не дадут ей здесь умереть. И её дочь обязательно увидит солнце.

Неожиданно где-то вдалеке зазвучала песня. Нежный бархатный голос, пьянящий каждой нотой. Он манил её за собой, искрился миллионами звёзд. Обнимал шарфом из тёплой шерсти, проникал в самое сердце. На душе вдруг стало так спокойно, как не было никогда. Все тревоги отступили, и сердце наполнилось радостью, звенящей серебряными колокольчиками. Хил вздрогнула и открыла глаза. Её всё так же окружала прохладная каморка из серого камня. На алтаре горело несколько свечей в окружении тлеющих еловых ветвей, а вокруг клубилась тишина, лишь иногда нарушаемая звуком шагов и шёпотом прихожан снаружи. Видимо, Хил задремала – почти неделя бодрствования и без того давала о себе знать. Она начала привыкать к тому, что время от времени выпадает из реальности, но в этот раз всё казалось таким настоящим. Неспящая поднялась с прохладного пола и, уходя, зажгла новую свечу на алтаре.

«Тебе нужно дождаться, пока часы не покажут четыре. В это время людей на улицах станет меньше – неспящие попрячутся по домам и кабакам, а Совы утратят бдительность. Поводов для беспокойства будет меньше, но прошу, будь осторожна. Если попадёшься в комендантский час, придётся придумать правдоподобную историю. Думаю, ты можешь сказать, что собираешься на раннюю молитву Хрону. В любой непонятной ситуации молись и бейся челом о пол так, будто ты порядочный человек. Обычно срабатывает.

Тебе нужно будет добраться до северо-восточной части города. Морг – здание неприметное, возможно, придётся поискать. В любом случае ищи дурно пахнущую телегу, не ошибёшься. В это время сепелий как раз будет выносить тела для отправки на материк. Помни: у тебя будет только один шанс, никто не должен тебя увидеть. Это будет непросто, но мысленно я буду с тобой. Молю, ни в коем случае не дай себя обнаружить. Даже если будет казаться, что стало безопасно, не подавай признаков жизни. Что бы ни случилось. Даже если я окажусь рядом. Я буду ждать на берегу и перехвачу вас сразу, как только смогу. Жди моего сигнала – я дам знать, когда будет можно. Пусть это будут какие-то особые слова, например: «Мы обязательно встретимся». Это ведь чистая правда. Мы и правда встретимся. Ничего не бойся, Охотница».

Приземистое здание вытянулось вдоль крепостной стены, прячась за крышами домов. Хил боязливо выглянула из-за забора, вглядываясь в ночную темноту. В тумане ей удалось рассмотреть два слабых огонька: один фонарь стоял на земле, а другой, вероятно, висел у кого-то на поясе. Немного привыкнув, Хил наконец различила тучную фигуру сепелия. Мужчина в рабочей одежде тяжело дышал, загружая тела в крытую тележку. Отправив ещё два трупа к остальным, он вразвалку направился обратно в здание, и сердце Хил ёкнуло. Вот он – её единственный шанс. Следуя наставлениям Тэо, она поспешно освободилась от одежды, отбросив вещи в поредевшую траву и наспех присыпав землёй. Ночной мороз вгрызался в каждый дюйм нежной кожи, заставляя Хил дрожать. Сейчас она чувствовала себя невыносимо маленькой и совершенно одинокой. Морской ветер обнимал её своими когтистыми лапами, вызывая паническое удушье. Оглядевшись, Хил перемахнула через забор и, пригнувшись, бросилась к телеге. Казалось, будто она бежит по битому стеклу: промёрзшая земля обжигала голые ноги. Оказавшись совсем близко, Хил почувствовала тошнотворный смрад: ничто в мире не пахнет так, как смерть. Даже если ты чувствуешь этот запах впервые, он записан у тебя на подкорке, и ты узнаешь его из тысячи. Хил откинула полотно, прикрывающее содержимое телеги, укрытой натянутой крышей, и тут же согнулась, пряча кашель в ладонях. Ей пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы подавить тошноту. Хил тяжело дышала, чувствуя, как кружится голова и подкашиваются ноги. Перед ней высилась гора мёртвых тел: синюшных, вздувшихся, дурно пахнущих, с закатившимися глазами и скрюченными пальцами. Разум противился любому движению, и её накрывало панической волной от одной лишь мысли, что нужно прикоснуться к ним. Пальцы ног начинали отниматься от холода, а зубы отстукивали целую симфонию. Вдруг дверь здания впереди глухо заскрипела. Сейчас или никогда. Хил всхлипнула и, зажав рот и нос ладонью, вскарабкалась на неустойчивую оглоблю и нырнула внутрь. Неоднородная ледяная масса приняла её в свои объятия: одни тела были твёрдыми, как камень, другие – раздутыми и мягкими, словно водяной пузырь. Хил не смогла сдержать рыданий. Она пыталась дышать, чтобы унять колотящийся в груди ужас, но каждый вдох душил, наполняя лёгкие вонью мертвечины. Снаружи послышались приближающиеся шаги, и она затаила дыхание, надеясь унять спазмы в груди. За полотном вскоре мелькнул свет, и мощные руки сепелия втолкнули в повозку последнее тело. Оно принадлежало обрюзгшему мужчине средних лет и обрушилось на Хил, всем весом вдавив её в кучу мертвецов.

– Ну что, жмурики, отправляемся, – задорно скомандовал сепелий, звонко отряхивая ладони. Он закрепил полотно понадёжнее, окончательно перекрыв доступ света и воздуха, и принялся снаряжать мула, стоящего неподалёку.

Хил казалось, что она чувствует мертвеца каждой клеточкой своего нагого тела. Его липкая кожа с обильным волосяным покровом касалась её живота, бёдер, ключиц. Размякшие руки и ноги опутывали её словно щупальца, а выпученные пустые глаза смотрели прямо на неё. Раздувшееся лицо было так близко, как бывали когда-то лица тех, кто жертвовал ей серебро за любовь. Теперь Хил приходилось приносить жертву ради собственной жизни. Новый спазм в желудке настиг её неожиданно, и она едва успела повернуть голову набок, чтобы не захлебнуться рвотой. Горячая жидкость стекла между покойниками, добавив новых оттенков в невыносимый запах вокруг. Впрочем, хуже он уже не станет, а вот Хил после этого немного полегчало. Приложив немалые усилия, она оттолкнула тело мужчины, дав себе возможность дышать. В это время телега наконец двинулась с места.

Хил не знала, сколько прошло времени. Каждая секунда в этом аду казалась вечностью. Только она начинала думать, что привыкает, как ужас накатывал с новой силой. Тела трясло и подбрасывало на каждой кочке, не давая забыться и мысленно себя отгородить от происходящего. Хил время от времени посещали мысли: кем были эти люди? Умерли ли они мирно в своих постелях или их мучительно забрала в свои лапы болезнь? Будет ли кто-то горевать о них? Даже если и так, теперь это просто бездушное мясо. Его увезут на материк и сожгут, не дав родным и друзьям проститься как подобает. Вот так и заканчивается жизнь тех, кому повезло меньше: в огне, на окраине эврийских лесов.

Хил начало казаться, что она уже слышит шум воды, как вдруг снаружи начали доноситься голоса. Она запаниковала: неужели что-то не так? Вцепившись в уже знакомое тело, Хил потянула его на себя в надежде спрятаться за ним, но труп не поддавался. Силы её рук не хватало, чтобы справиться с таким весом. Хил в ужасе огляделась по сторонам, в то время как голоса за полотном стали раздаваться совсем близко.

– Что в телеге? – донёсся до неё голос с отзвуками металла. Чёткий командирский тон, присущий военным или стражам.

– Конфеты для нищих детишек Фавии, – театрально протянул сепелий. – Мертвяки там, Совёнок. Каждый месяц одно и то же, ей-боги.

– Вы же знаете, у нас приказ. Я должен проверить.

– Да пожалуйста, – фыркнул толстяк. – Не знаю, на что ты там собрался смотреть – маска-то твоя без дырок! Хотя зрелище то ещё, конечно, может, оно и к лучшему…