Честь

— Потому что желудок-то уже американский, — насмешливо, но беззлобно произнес он.

Принесли его блинчики, Мохан оторвал кусочек и протянул ей.

— Бери, бери, йар. Ничего с тобой не случится. А если и случится — оглянись, мы же в больнице.

Смита закатила глаза. Взяла блинчик. Даже без картофельной начинки у него был божественный вкус — ничего подобного в Штатах она не пробовала.

— Как же вкусно, — сказала она.

Лицо Мохана просияло, он тут же подозвал официанта и заказал еще порцию. — Съешь пока мои. Я подожду.

— Ну уж нет. Ты же не завтракал.

— А ты смотришь на мои доса, как голодающая Африки. Ешь. Ты явно соскучилась по вкусу родины.

В глазах Смиты вдруг заблестели слезы, что стало неожиданностью для них обоих. Она смущенно отвернулась. Она не знала, как объяснить, что его слова напомнили ей о матери, которая так же, с тоской, отзывалась о видах, запахах, вкусах Индии.

Мохан откинулся на спинку стула и с удовлетворением смотрел, как она ест.

— Вот видишь, — сказал он через пару минут. — В душе ты по-прежнему деси[10].

Смита перестала жевать.

— Почему это для тебя так важно? Чтобы я вновь прониклась любовью к родине? — Слово «родина» она заключила в воздушные кавычки.

Официант поставил перед Моханом тарелку с еще одной порцией масала доса.

— Шукрия, — сказал Мохан и снова повернулся к Смите. — Важно, неважно — не в этом дело, йар. Я просто не понимаю, как можно уехать из Мумбаи и не скучать.

— А по чему тут скучать? Может, по тому, что тут нельзя в автобусе проехать, чтобы тебя не облапал незнакомый мужик? Или пройтись по улице в коротком платье, потому что улицы кишат бандитами? По чему тут скучать?

— Не преувеличивай, — ответил Мохан. — Такое не только в Индии бывает.

— Ну да. Конечно. Я просто пытаюсь объяснить, что твой Мумбаи и мой Мумбаи — не одно и то же.

Мохан поморщился.

— Ладно. Я понял. То же самое говорит моя сестра.