— Да. Но что ты предлагаешь?
— Ты когда-нибудь сидела в тюрьме, Смита?
— Нет, — осторожно ответила она.
— Так я и думал.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду… — Он притормозил — прямо перед ними женщина переходила дорогу и тащила за собой троих детей. — Когда мне было семь лет, я сильно заболел. Врач долго не мог понять, что со мной. Но по вечерам каждый день у меня поднималась очень высокая температура. Четыре месяца я не выходил из дома. Ни школы, ни крикета, ни кино — ничего. Все это время наш семейный врач приходил к нам домой, то есть я даже в клинику не ходил. — Его тихий голос слышался словно издалека. — Поэтому я немного знаю, каково это — сидеть взаперти.
— Ты сравниваешь детскую болезнь и пожизненное заключение, серьезно?
Мохан вздохнул.
— Наверное, ты права. Нельзя это сравнивать. Разница слишком велика.
Несколько минут они молчали.
— Я уже забыла, почему мы об этом заговорили, — наконец сказала Смита.
— Я сказал, что, надеюсь, братьям дадут высшую меру. А ты стала их защищать.
— Неправда, — возразила она. — Просто я против смертной казни.
— Но разве не то же самое сотворили эти подонки с мужем Мины? Они его казнили. — Он говорил тихо, но она все равно расслышала в его голосе ярость.
Смита слишком устала и не хотела отвечать. Споры на тему абортов, смертной казни, владения оружием — за годы жизни в Огайо она не раз их вела и успела понять, что у каждого есть свое мнение по этим вопросам и никто не собирается уступать. Журналистика нравилась ей тем, что не надо было выбирать сторону. Она просто фиксировала мнение обеих сторон как можно более четко и беспристрастно. Они с Моханом, судя по всему, были примерно одного возраста и принадлежали к одному классу. Но на этом их сходство заканчивалось; его позиция шокировала бы ее американских друзей-либералов. Впрочем, какая разница? Через неделю, если повезет, она улетит домой и навсегда забудет об этой поездке, этом мужчине за рулем машины и этом разговоре.
Скромный мотель спрятался в такой глуши, что им пришлось дважды остановиться и спросить дорогу. Взглянув на здание, Смита решила, что здесь не более девяти номеров. Лобби и ресепшена в отеле не было, лишь маленький стол в коридоре. Они позвонили в старомодный колокольчик, и через минуту из подсобки вышел мужчина средних лет.
— Да? Чем могу служить?
— Нам два номера, пожалуйста, — сказала Смита.
Мужчина посмотрел сначала на нее, потом на Мохана.
— Два номера? — повторил он. — А сколько вас человек?