Честь

— Мы не платим героям статей, джи, — объяснила она и порадовалась, что еще может что-то сказать на хинди. — Вы, видимо, неправильно поняли, что сказала моя коллега.

— Арре, вах! — враждебно прошипела женщина. — Сидишь в моем доме и смеешь обвинять меня во лжи?

— Амми[29], — Мина немного повысила голос, — хватит про деньги. Это недостойно.

Смита не все поняла из череды проклятий, обрушившихся на голову Мины, но от тона «амми» ей стало не по себе.

— Бешарам[30], бесстыжая шлюха! — шипела та. — Сначала она убивает моего сына, теперь не уважает меня! Расселась тут, как махарани[31], пирует на моих костях и еще имеет наглость перечить! Надо было бросить тебя подыхать в больнице, а не бороться, чтобы тебе спасли!

Правый уголок рта Мины скривился в горькой усмешке.

— Вы даже в больницу ко мне не приходили, амми. Зачем врете?

Старуха взяла стоявшую в углу комнаты метлу и ударила Мину.

— Эй! — Смита вскочила.

— Бай[32], — сказал Мохан. — Что вы делаете? Прекратите сейчас же.

Старуха повернулась к Мохану и заговорила жалобным тоном.

— А что прикажете делать, сет[33]? Мой сын сгорел заживо на моих глазах. Каждый день я вопрошаю Господа, почему тот сначала не выколол мне глаза, чтобы я не видела этого душераздирающего зрелища! Потом младший сын, который спас жизнь этой неблагодарной твари, бежал из деревни. Мы лишились дохода. Мы бедняки, сет! Клянусь могилой покойного мужа, у нас была договоренность с той американкой…

Смита быстро прикинула в уме. Она хотела поговорить с Миной на улице, подальше от свекрови. Пока что ее хинди оказался на уровне. Если Мина скажет что-то непонятное, можно записать, как звучит это слово, и потом спросить Мохана. Пусть остается в хижине и отбивается от амми. Она поднялась.

— Давай прогуляемся и подышим воздухом, — сказала она Мине.

Мина засомневалась и инстинктивно повернулась к Мохану, словно спрашивая разрешения. Тот взглянул на Смиту.

— Справишься? — спросил он. Она кивнула, и он улыбнулся Мине. — Ступай на улицу, сестра, — сказал он. — Мы с амми потолкуем.

Они вышли из мрачной убогой хижины, и в глаза ударил яркий дневной свет. Мина взяла на руки дочь и подвела Смиту к плетеной ротанговой кушетке. Смита села, а Мина опустилась перед ней на корточки.

— Что ты делаешь? — спросила Смита и похлопала по кушетке. — Садись рядом.

— В моей старой деревне мы всегда садились ниже людей более высокого положения, мэмсахиб, — объяснила Мина. — Таков обычай.

— Но ты уже не в той деревне, Мина. У мусульман же нет деления на касты, верно? — Смита снова похлопала по кушетке. — Садись.