Лавка дурных снов

Он мог играть в гольф, копаться в мастерской или обсуждать с дочерью (теперь уже студенткой колледжа) ее дипломную работу – и вдруг подумать об Эннмари. Где она теперь? Чем занимается? И что помнит о том вечере?

Улыбка Харриса превращается в довольную ухмылку. Возможно, работа у него действительно дерьмовая, но кое-что в ней явно доставляет ему удовольствие.

– Вижу, что на этот вопрос вы предпочитаете не отвечать, так давайте двигаться дальше. Вы думаете о том, что измените на новом круге космической карусели. На этот раз вы не прихлопнете дверью мизинец младшего брата, не станете красть часы в магазине в торговом комплексе «Парамус»…

– Это было в торговом комплексе «Нью-Джерси». Уверен, у вас в папке записано.

Харрис пренебрежительно захлопывает папку и продолжает:

– В следующий раз вы не позволите приятелям трахнуть свою подружку, когда она будет лежать на диване в подвале в полубессознательном состоянии. И – главное! – вы действительно отправитесь на прием к врачу, чтобы сделать колоноскопию, а не станете ее откладывать, поскольку теперь понимаете – поправьте меня, если я ошибаюсь, – что смерть от рака куда хуже зонда с камерой в заднице.

Билл говорит:

– Несколько раз я почти решался рассказать Линн о той вечеринке в клубе. Но в последний момент трусил.

– Но будь у вас шанс, вы бы все исправили.

– А будь у вас шанс, разве вы не открыли бы двери фабрики?

– Конечно, открыл бы, только второго шанса не бывает. Жаль вас разочаровывать. – Хотя по виду ему вовсе не жаль. Харрис выглядит усталым. Харрис выглядит скучающим. Харрис выглядит злорадным. Он показывает на дверь слева. – Пройдите в эту дверь – как делали столько раз раньше – и проделайте весь путь заново, начиная с семифунтового младенца, который покидает чрево матери и оказывается в руках доктора. Вас завернут в пеленку и отвезут домой на ферму в центральной части Небраски. Когда ваш отец продаст ферму в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, вы переедете в Нью-Джерси. Там, играя в догонялки, отрубите кончик мизинца своему брату. Вы будете учиться в той же средней школе, изучать те же предметы, получать точно такие же оценки. Вы поступите в Бостонский колледж и фактически станете участником изнасилования в том же подвале студенческого клуба. Вы будете наблюдать, как те же два парня – ваши друзья – будут заниматься сексом с Эннмари Уинклер, и хотя подумаете, что это надо прекратить, у вас не хватит духа. Через три года вы познакомитесь с Линн Десальво, а еще через два – женитесь на ней. Ваша трудовая деятельность будет точно такой же, ваши друзья будут теми же, и кое-какие действия вашей фирмы будут вызывать у вас беспокойство… но вы опять промолчите. Когда вам стукнет пятьдесят, тот же доктор будет уговаривать вас сделать колоноскопию, вы, как всегда, пообещаете решить этот маленький вопрос. Но не решите – и в результате умрете от того же рака. – Широко ухмыляясь, Харрис бросает папку на заваленный бумагами стол. – А потом появитесь здесь в очередной раз, и у нас снова состоится точно такая же беседа. Я бы посоветовал вам выбрать другую дверь и покончить со всем этим, но решение, конечно, за вами.

Билл выслушивает эту краткую проповедь с нарастающим чувством тревоги.

– Я ничего не буду помнить? Совсем ничего?

– Не совсем, – отвечает Харрис. – Вы, наверное, обратили внимание на некоторые фотографии в прихожей.

– Корпоративный праздник.

– Каждый мой посетитель видит снимки, сделанные в год его или ее рождения и узнает кое-какие лица среди множества незнакомых. Когда вы начнете проживать свою жизнь еще раз, мистер Эндерс – если, конечно, вы сделаете именно такой выбор, – при первой встрече с этими людьми у вас будет чувство дежавю, будто вы уже через все это проходили. Что, конечно, соответствует действительности. Вы испытаете мимолетное чувство, почти уверенность, что за вашей жизнью и существованием вообще скрывается нечто большее, чем вам представлялось. Скажем… некая глубина. Но потом это пройдет.

– Но если все остается по-старому и нет никакой возможности изменить что-то к лучшему, зачем мы здесь?

Харрис стучит по висящей над корзиной трубе пневмопочты, и та начинает качаться.

– КЛИЕНТ ХОЧЕТ ЗНАТЬ, ЗАЧЕМ МЫ ЗДЕСЬ! ХОЧЕТ ЗНАТЬ, В ЧЕМ СМЫСЛ!

Он ждет. Ничего не происходит. Он складывает руки на столе.