Теперь в дверях появилась Тоня, она стояла рядом с Мелиссой, широко открыв глаза, из ее руки свисала кухонная тряпка.
– Ты уволена, – произнес Ньюсам почти добродушно.
– Разумеется, уволена, – кивнула Кэт. – Но должна сказать, что уже год не чувствовала себя так хорошо.
– Если вы ее уволите, я тоже уйду, – заявил Райдаут.
Ньюсам уставился на священника. Он недоуменно сдвинул брови. Его руки принялись массировать бедра, как и всегда, если он не успевал вовремя принять болеутоляющие таблетки.
– Она нуждается в наглядном уроке, да будет благословенно имя Господне. – Райдаут снова склонился над Ньюсамом, сцепив руки за спиной. Он напомнил Кэт картинку с персонажем Вашингтона Ирвинга, школьного учителя Икабода Крейна, которую она когда-то видела. – Она сказала свое слово. Не пора ли мне сказать мое?
Ньюсам потел все сильнее, но улыбка вернулась на его лицо.
– Нападите на нее. Рычите и рвите в клочья. С удовольствием на это посмотрю.
Кэт перевела взгляд на Райдаута. Глубоко сидевшие глаза преподобного вызывали тревогу, но она не отвернулась.
– Если на то пошло, я тоже, – произнесла она.
Все еще держа руки за спиной, с просвечивавшей сквозь редкую шевелюру розовой кожей, с серьезным выражением на продолговатом лице, Райдаут пристально вгляделся в нее. Потом спросил:
– Вы ведь никогда не страдали сами, верно?
Кэт почувствовала острое желание уклониться от ответа и посмотреть куда-нибудь в сторону, но подавила его.
– В одиннадцать лет я упала с дерева и сломала руку.
Райдаут округлил тонкие губы и присвистнул, издав немелодичный, невыразительный звук.
– Сломали
Она покраснела. Почувствовала это и ощутила гнев, но остановить бросившийся в лицо жар не могла.
– Можете принижать меня сколько угодно. Но мое мнение основано на многолетнем опыте работы с пациентами, испытывавшими боли. И это
Но он не заявил.