Он склонился еще ниже. Потом обвил длинными, искривленными артритом пальцами одной руки основание шеи Ньюсама, словно собирался задушить его. И, склонившись еще ближе, запустил два пальца другой руки прямо в рот миллиардера. Согнув их, он оттянул нижнюю челюсть.
– Изыди! – произнес он.
Это была команда, но отданная мягким, шелковым, почти просящим голосом. По спине и рукам Кэт побежали мурашки.
– Изыди во имя Иисуса! Изыди, приказываю во имя памяти всех святых и великомучеников! Изыди по воле Господа, который позволил тебе войти, но ныне повелевает выйти. Явись на свет. Оставь свое ненасытное обжорство и изыди!
Ничего не происходило.
– Именем Иисуса, изыди! Изыди во имя памяти всех святых и великомучеников! – Его пальцы слегка сжались, и дыхание Ньюсама стало прерывистым и хриплым. – Нет, не уходи глубже. Тебе не спрятаться, маленький злодей! Явись на свет! Иисус велит тебе. Святые и великомученики велят тебе! Господь повелевает, чтобы ты перестал пожирать этого человека и покинул его.
Холодная рука ухватила Кэт за предплечье, и она чуть не вскрикнула. Это была Мелисса, с округлившимися глазами. Ее шепот казался скрежетом наждачной бумаги:
–
Выпуклость, напоминавшая зоб, появилась на горле Ньюсама прямо над расслабившимися пальцами Райдаута. Потом начала медленно перемещаться в сторону рта. Никогда в жизни Кэт не видела ничего подобного.
– Вот так, – почти пропел Райдаут. По его лицу струился пот; воротник рубашки намок и потемнел. – Выходи. Явись на свет Божий. Ты уже вдоволь наелся, маленькое порождение тьмы!
Ветер завизжал. Дождь вперемешку с мокрым снегом обстреливал окна. Свет мигал, стены дома стонали.
– Господь, впустивший тебя внутрь, велит тебе уйти. Иисус велит тебе уйти. Все святые и великомученики…
Он освободил рот Ньюсама, отдернув пальцы, словно прикоснулся к чему-то горячему. Но рот Ньюсама остался открытым. Более того, открывался все шире, сначала словно в зевке, потом в беззвучном вопле. Глаза Ньюсама закатились, а ноги задергались. Простыня над промежностью потемнела от мочи, как потемнел от пота воротник рубашки Райдаута.
– Остановитесь! – воскликнула Кэт, рванувшись вперед. – У него судороги. Необходимо это прекра…
Но Дженсен толкнул ее обратно. Она посмотрела на него и увидела, что обычно румяное лицо секретаря стало бледнее полотна.
Челюсть Ньюсама теперь почти касалась грудины. Вся нижняя часть его лица исказилась в неправдоподобно широком зевке. Кэт слышала, как скрипят височно-нижнечелюстные сухожилия, будто подколенные во время напряженной физиотерапии: такой звук издают ржавые дверные петли. Свет в комнате погас, зажегся, погас, снова зажегся.
– Изыди! – кричал Райдаут. – Изыди!
В темной впадине за зубами Ньюсама показалось нечто похожее на пузырь. Оно пульсировало.
Раздался оглушительный удар, и окно на противоположной стороне комнаты разбилось. Кофейные чашки попадали на пол и раскололись. Внезапно в спальне возникла ветка дерева. Свет погас. Включился генератор, не с урчанием, а с размеренным гулом. Когда свет снова зажегся, Райдаут лежал на кровати поверх Ньюсама, раскинув руки, уткнувшись лицом в мокрое пятно на простыне. Что-то сочилось сквозь широко разинутый рот Ньюсама, и его зубы оставляли царапины на этом бесформенном существе, покрытом короткими зелеными шипами.