Алек взволнованно зашагал из угла в угол. Впервые видя друга в таком состоянии, Дик сухо заметил:
— Ты угодил в чертовски неприятную ситуацию.
И тут Алек взорвался:
— Сегодня они перед тобой пресмыкаются, а завтра набросятся точно свора собак! Да, я презираю их, этих глупых юнцов, которые нежатся дома, пока другие работают. Работают и сражаются! Слава богу, теперь с ними покончено. Они думают, что прорываться с боями сквозь Африку — это как по Пиккадилли пройтись. Думают, человек терпит невзгоды и опасности, голод и болезни, только чтобы блистать на приемах в Мейфэре!
— По-моему, ты к ним несправедлив, — ответил Дик. — Есть ведь и обратная сторона медали. Тебя обвиняют в низости и предательстве. Друзья ожидают, что ты легко опровергнешь эту гнусную ложь; ты же по никому не понятной причине делаешь вид, что ничего не происходит.
— Вся моя жизнь опровергает эту гнусную ложь.
— Быть может, все же стоит одуматься и разослать заявление в газеты?
— Нет, черт бы тебя побрал!
Дик в своем безграничном добродушии ничуть не обиделся на вспышку Алека.
— Дружище, остынь! — расхохотался он.
Его смех привел Алека в чувство. Он словно очнулся и с заметным стороннему наблюдателю усилием снова взял себя в руки. Мгновенно поборов волнение, он обратился к Дику с деланным безразличием:
— Считаешь, я выгляжу чрезмерно взволнованным?
Дик улыбнулся:
— Ты весь кипишь от гнева, словно раскаленный чайник — да простится мне это сравнение.
— Я холоден как лед.
— При сорока градусах!
Алек рассмеялся и приобнял Дика за плечи.
— Пожалуй, нам пора идти.
— Твой здравый смысл поражает меня не меньше, чем внешний вид, — серьезно заметил Дик.
Поскольку оба уже попрощались с хозяйкой, они тут же оделись и разошлись в разные стороны. Дома Дик не стал ложиться. Сидя в кресле, он обдумывал прошедший вечер, пытаясь распутать смешавшиеся в клубок мысли, и был сильно удивлен, когда в комнату проник яркий луч утреннего солнца.