— Вы меня не напугали, Александр Михайлович, но мне показалось, что наш разговор зашёл в тупик, — как можно более невозмутимо ответила я. — Я вам не верю, а ваши цели меня не привлекают вовсе.
— Как же сложно с вами вести переговоры!
— Мы ведём переговоры? — делано удивилась я. — А мне казалось, вы мне угрожаете.
— Я вам угрожаю? Боги мои, Лиза, дорогая, и в мыслях не было. Я вам пришлю одну занимательную книжицу, после изучения которой вы пересмотрите своё отношение к моему предложению, — сказал Волков.
О его недавней гневной вспышке теперь ничего не напоминало, и он опять выглядел образцовым офицером — хоть сейчас на плакат.
— К какому из? — подозрительно уточнила я.
— Они теперь идут только вместе, — довольно холодно ответил он. — Будете торговаться дальше, придётся уступать ещё что-нибудь.
— Пока ещё я вам ничего не уступила, — напомнила я.
— Так это пока. — Он уже окончательно взял себя в руки и хищно улыбался. — Уверяю вас, Лиза, вы не пожалеете, согласившись на моё предложение.
На мой взгляд, предложения Волкова более всего напоминали ультиматумы, что я ему постаралась показать весьма выразительным взглядом, раз уж слова так быстро выводили из себя моего собеседника. Взгляд он понял правильно, но лишь снисходительно улыбнулся, полностью уверенный, что припёр меня к стенке и вскоре я вынуждена буду сдаться на его милость. Проводил он меня до самой двери и вежливо распрощался, пожелав сладких снов.
Разговор с Волковым настолько меня вымотал, что я сразу отправилась спать, лишь коротко отчитавшись Мефодию Всеславовичу о неутешительных итогах разговора. Голова гудела и после удара, и после общения со штабс-капитаном. По всему получалось, что теперь, выходя из университета, стоило бояться не только бабушки, но и Волкова. Этот наглый тип не моргнув глазом провернёт всё так, как посчитает нужным, а согласие Рысьиных получит постфактум. Как наяву вижу, моя бабушка сообщает всем любопытствующим: «Сами понимаете, не в интересах клана было отдавать внучку Волковым, но разве влюблённые слушают старших? Презрела все мои увещевания и вышла за того, кого любит. Хомяков? При чём тут Хомяков? Это гнусные сплетни, не более». При мыслях о Николае сразу вспоминались волковские угрозы в его сторону, которые тоже не стоит сбрасывать со счёта.
Поэтому спалось мне плохо: снились всякие гадости в виде трансформирующегося Волкова, форма на котором трещала и разлеталась по швам под напором мощного звериного тела. Во сне зубы его казались в несколько раз больше, глаза наливались кровью, а капающая из пасти слюна прожигала не только снег, но и камень, оставляя в нём дыры с рваными краями. «Вер-р-рни ар-р-ртефакт», — почему-то голосом Тёмного бога взвывал Волков.
Гадкий сон, гадкая ночь и гадкая даже не книга, книжица, которую доставили от Волкова как раз к завтраку, вследствие чего аппетит, и без того подпорченный ночными кошмарами, окончательно испарился. Утешало лишь то, что если я не ем в объёмах Ли Си Цына, то лиса не имеет надо мной никакого контроля. Поскольку я не решила, могу ли как-то её использовать для восстановления памяти, и если могу, то как это сделать лучше, умывалась я, крепко зажмурившись, чтобы, не дай бог, не встретиться взглядом с подозрительным животным из зазеркалья. Стукаться головой ещё раз не было ни малейшего желания, особенно в месте, где не предусмотрены мягкие ковры. Но чувствовать, я её постоянно чувствовала, даже когда рядом не было никакого зеркала.
Захватив с собой книгу, я отправилась на работу. На удивление, пришла на кафедру я первой. Не было ни Тимофеева, ни Соколова, ни кого-то ещё. Поскольку указаний заведующий не оставил, я с чистой совестью устроилась за выделенным столом и раскрыла переданную Волковым книгу. Это оказалось занимательное научное исследование авторства некоего Воронова, посвящённое артефактам, в которых заключена сила Зверя. Да-да, именно артефактам. Держава Львовых была не единственным таковым, просто самым крупным. Впрочем, остальные были меньше настолько, что даже суммарно содержали разве что одну восьмую от того, что было в императорской регалии. Но и того, что было в артефактах поменьше, хватало для исследования. Точнее, только его и хватало, поскольку державу не удалось заполучить даже для осмотра, о чём Воронов упоминал несколько раз с выраженной обидой. Впрочем, остальные артефакты автору тоже доверяли, в лучшем случае, только для визуального осмотра и неохотно отвечали на некоторые вопросы. Поэтому Воронов часто употреблял совершенно ненаучные выражения: «по слухам» и «бытует мнение».
Так вот, по слухам, артефакты, содержащие силу Зверя, могли запускать рост магического резерва, но не просто так, а после использования на носителе одного из ряда сейчас запрещённых плетений. Список плетений я изучала с сильным интересом и не особенно удивилась, найдя там использованное на ещё не мне плетение, разделяющее тело и душу. Автор исследования предупреждал, что все эти варианты весьма опасны и не гарантируют результата, а зафиксированные случаи роста у выживших могут объясняться и другими причинами. Зато Воронов считал бесспорным фактом то, что с такими артефактами перемещаться классическими телепортами на большие расстояния нельзя: под действием телепортационных плетений сила Зверя, постоянно взаимодействующая с сутью носителя артефакта, проникает в неё и искажает. Правда, происходит это лишь в случае, когда человек держит при себе артефакт в течение длительного времени. Если артефакт переносит через телепорт персона, не имевшая ранее контактов с артефактом или имевшая, но давно, то никаких негативных последствий для неё не будет. Для постоянно контактирующих перенос на близкое расстояние тоже обходится без последствий, а вот если ему доведётся перенестись далеко, перспективы вырисовываются невесёлые.
«Чаще всего наблюдается смерть носителя артефакта, — писал Воронов, — ибо суть повреждается настолько, что человек с ней сосуществовать не может и на противоположной точке перехода оказывается уже трупом, который не удаётся вернуть к жизни никаким способом. Или же такие случаи не зафиксированы. Бывает, что у оборотней повреждается только суть Зверя, тогда идёт распад только Зверя. Происходит это в течение некоторого времени, и на аурном плане выглядит следующим образом». Я с интересом переключилась на красочную картинку, в которой отражались совсем не красочные данные: аура поражённого в начале, в середине, ближе к концу и после потери зверя. Выглядело это некрасивым расширяющимся тёмно-коричневым пятном, которое схлопывалось после потери, оставляя грубый рубец. Если, конечно, на аурном плане он выглядит именно так и данный рисунок не является плодом воображения автора.
«Но самым редким и тяжёлым случаем является получение второго зверя, который постепенно захватывает власть над первым, а потом и над самим носителем, личность которого распадается, становясь лишь аватаром Зверя, имеющим ряд возможностей Тёмного бога. К счастью, уязвимым аватаром, особенно в начале перехода, когда сила только начинает расти и его легко уничтожить». Уничтожить? Я поражённо уставилась в книгу. Неужели никаких других вариантов не предлагается? Но Воронов лишь перечислял наиболее хорошо зарекомендовавшие себя способы убийства и лишь в конце упомянул, что, по слухам, одному носителю удалось то ли избавиться, то ли взять под контроль лишнего зверя. Но самым надёжным средством Воронов полагал всё же превентивное уничтожение, настоятельно рекомендуя не испытывать ни жалости, ни угрызений совести: поражённый человек очень быстро переставал быть личностью и становился весьма опасен. Картинки здесь тоже приводились. Пятно в этом случае было не коричневым, а тёмно-красным, почти чёрным, и начиналось всё с крошечного, почти незаметного пятнышка в зоне головы, которое наверняка разглядел у меня Волков.
Пожалуй, на его месте я бы тоже не поверила в то, что я в руках не держала этот проклятый артефакт, умудрившийся всё же как-то на меня повлиять. Возможно, сыграло свою роль то, что я слишком долго с ним контактировала и пропиталась мерзкими флюидами по самое не хочу?
Глава 18
В одиночестве просидела я недолго. Тимофеев ворвался в лабораторию как вихрь, со скоростью, приличествующей скорее аспиранту Соколову, чем серьёзному солидному заведующему лабораторией, обладающему, ко всем прочим достоинствам, ещё и выдающимся животом.