Гимназистка. Под тенью белой лисы

22
18
20
22
24
26
28
30

Он прищёлкнул пальцами, и на их кончиках зажглись красные огоньки. Я лишь скептически скривилась: слишком много повидала в этой жизни дешёвых фокусов, чтобы на них покупаться.

— Я вам и предлагаю чудо. А взамен вы всего лишь выполните мою просьбу. Несложную.

Огонь он убрал столь же просто, как и призвал.

— Ваша просьба звучит как горячечный бред.

— Не верите в магию?

— А есть те, кто в неё верит?

— Неделя. — Он встал и посмотрел на меня так, что появилось желание снять уже обе туфли, но не чтобы запустить их в собеседника, а чтобы быстрее от него удрать. — За эту неделю Светлане станет лучше, и вы убедитесь, что я вас не обманываю. Но откажетесь помочь — и всё вернётся на круги своя. И тогда только вы, Марина, будете виноваты в её смерти. Будете знать, что могли спасти и не спасли.

— Елизавета Дмитриевна, очнитесь! — Мефодий Всеславович по щекам хлопал не сильно, но паники в его голосе хватило бы на десяток домовых. — Что она с вами сделала?

Первое, что бросилось в глаза, когда я их открыла, это сияющая люстра на потолке. Я лежала на полу, затылок ощутимо побаливал — наверняка приложилась им со всего размаха.

— Уже всё. — Голос прозвучал твёрдо, но сесть я бы не решилась. — Не стоило мне смотреть этой лисе в глаза.

Или стоило? Возможно, лиса — ключ к той части памяти, что от меня заперта? Теперь я хотя бы знаю причину, по которой согласилась сюда попасть. Та таинственная Светлана, имя которой всплыло в памяти при пробуждении в этом теле, оказалась моей сестрой из прошлой жизни. Скорее всего, больной или даже умирающей. Лицо её я, сколь ни напрягалась, вспомнить не могла. Впрочем, своё прежнее лицо — тоже. В показанном мне куске воспоминания не было зеркала, а глаза собеседника ничего не отражали, они были, словно два прокола в пустоту. Не сам ли Тёмный бог со мной разговаривал?

— Елизавета Дмитриевна, что с вами? — заголосила Полина, некстати зашедшая в гостиную.

Моего падения она наверняка не слышала, но сейчас все плетения развеялись: оказывается, стоит потерять сознание, и они более ничем не удерживаются. Слышала ли она причитания домового? Или тот может скрывать своё присутствие от нежелательных особ? Сейчас-то его заметно не было, а Полина ничем не показывала, что слышала чужой голос.

— Со мной ровным счётом ничего не случилось. Неужели я не могу помедитировать?

— Помедитировать? У вас кровь около головы натекла, — тихо сказала она.

— Перенапряглась при медитации. — Я села, слишком резко, и голова сразу же закружилась, но показывать слабость я не стала. — Такое бывает.

— Когда маг перенапрягается, у него кровь из носа идёт, — некстати проявила осведомлённость Полина. — А у вас из затылка.

— У каждого свои особенности. — Я потрогала затылок. Кровь уже начала подсыхать. Это сколько я провалялась? — Из носа неэстетично. Он распухает, а кровь пачкает одежду.

— А так она пачкает ковёр, — отметила прислуга.

Так нагло отметила, что захотелось её действительно переименовать. В Прасковью, например. И отомщу за наглость, и Поленьке приятно сделаю. Хотя нет, делать приятное Свиньиной-Морской в мои планы не входит. Я создала плетение для очистки. Но то ли после сотрясения я что-то перепутала в плетении, то ли кровь очищают по-другому, но на ковре возникло обесцвеченное пятно, очень хорошо заметное на фоне ярких красок остальной части. Или только мне заметное, потому что я сижу рядом?