Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!

22
18
20
22
24
26
28
30

– Разумеется. А по-твоему что? Ладно, ступай вон туда и подожди меня пять минут.

Я снова усаживаюсь на скамью, и один из сидящих в очереди пододвигается ко мне и говорит:

– Ничего себе! Ты у него двадцать пять минут проторчал! Другим и пяти хватало!

– Угу.

– Эй, – продолжает он, – а хочешь знать, как одурачить психиатра? Все, что нужно, – это ногти грызть, вот так.

– Так чего же ты их не грызешь?

– Ну, – говорит он, – мне охота в армии послужить!

– Хочешь одурачить психиатра? – говорю я. – Скажи ему это!

Проходит какое-то время, и меня призывают к другому столу, с другим психиатром. Первый был довольно молод и простодушен на вид, а этот сед и важен, он у них явно старший. Я решаю, что теперь все наконец прояснится, но, как бы там ни было, изображать дружелюбие не собираюсь.

Психиатр просматривает мои бумаги, сооружает на лице улыбку и говорит:

– Привет, Дик. Я вижу, ты во время войны работал в Лос-Аламосе.

– Да.

– Там ведь когда-то мужская школа была, верно?

– Верно.

– А из многих зданий она состояла?

– Из немногих.

Техника та же самая – три вопроса, четвертый резко от них отличается.

– Ты говорил, что у тебя в голове раздаются голоса. Будь добр, расскажи о них.

– Это происходит очень редко – когда мне приходится внимательно слушать человека, говорящего с иностранным акцентом. Потом, засыпая, я отчетливо слышу его голос. Первый такой случай произошел, когда я учился в МТИ. Я услышал, как голос профессора Вальярты произносит: «Бу-бу-бу электрическое поле». А второй во время войны, в Чикаго, там профессор Теллер объяснял мне, как работает атомная бомба. И поскольку меня интересуют любые странные явления, я задумался о том, почему голоса эти я слышу так ясно, а точно воспроизвести их не могу… А что, разве такое не случается время от времени с любым человеком?

Психиатр прикрыл ладонью лицо, однако я видел сквозь его пальцы, что он улыбается (на мой вопрос он не ответил).