Мы не так домогались бы всеобщего уважения, когда бы твердо знали, что достойны его.
У веков просвещенных лишь то преимущество над всеми прочими, что их заблуждения небесполезны.
Мы ничуть не превосходим так называемых варваров ни в мужестве, нп в человечности, ни в здоровье, ни в умении наслаждаться; короче говоря, мы не стали ни мудрее, ни счастливее этих народов, а меж тем твердо верим, что куда как разумнее их.
Огромная разница, которая, по нашим понятиям, существует между нами и дикими народами, сводится к тому, что мы чуть-чуть менее невежественны.
Мы весьма осведомлены в пустяках и невежественны в насущно необходимом.
Столкнувшись с извечно простым, мы отдыхаем от глубокомысленных рассуждений.
Пожалуй, на свете не существовало писателя, довольного веком, в котором ему привелось жить.
Даже если считать, что древняя история с начала до конца — вымысел, все равно она заслуживает внимания как привлекательная картина, изображающая нравы столь возвышенные, сколь это вообще доступно для человечества.
Разве это не безрассудство — считать тщеславием ту самую любовь к добродетели и славе, которой мы восхищаемся у древних греков и римлян, таких же людей, как мы, только менее просвещенных?
У каждого сословия свои заблуждения и высокие понятия, у каждого народа свои нравы и особый, сообразный его истории, дух; мы превосходим греков утонченностью, они превосходили нас простотой.
Как мало высказано правильных мыслей! И сколько еще среди них непонятных, ожидающих, чтобы их разъяснили нам истинно глубокие умы!
Какой бы темы ни касались писатели, они всегда слишком немногословны для большинства и чересчур болтливы для людей осведомленных!
Слабости писателя особенно очевидны, когда слабым своим пером он берется трактовать великие темы.
Великое не терпит заурядности.
Одни ждут от писателя подтверждения своих мыслей и чувств, другие восхищаются лишь таким произведением, которое опрокидывает все их прежние понятия, не щадя ни единого принципа.
Мы ни за что не откажемся от тех благ, которыми твердо рассчитываем завладеть.
С особенным пылом мы почитаем и отстаиваем тех, чьи громкие имена делают честь партии, в которую входим мы сами.
Великие короли, полководцы, политики, замечательные писатели — все они люди; пышные эпитеты, которыми мы себя оглушаем, ничего не могут прибавить к этому определению.
Несправедливость всегда оскорбляет наши чувства — разве что она приносит нам прямую выгоду.
Как бы робок, или кичлив, или корыстен ни был человек, всей правды, идущей ему во вред, он скрыть не сможет.