Нет человека, у которого хватило бы ума никогда никому не прискучить.
Самый увлекательный разговор — и тот утомляет слух человека, поглощенного страстью.
Иногда страсть отделяет нас от общества, возвращая нам весь наш разум, столь ненужный в свете, что и мы сами становимся ненужными для жаждущих развлечься.
В свете полно людей, чья репутация или состояние внушают уважение к ним, но стоит познакомиться с ними поближе, как любопытство наше разом сменяется презрением. Вот так же за одну минуту исцеляешься подчас от любви к женщине, которой пылко домогался.
Обладать умом, — и только, — отнюдь еще не значит быть обаятельным.
Ум не спасает нас от глупостей, совершаемых под влиянием настроения.
Отчаяние — величайшее из наших заблуждений.
Неизбежность смерти — наитягчайшая из наших горестей.
Не будь у жизни конца, кто отчаивался бы преуспеть в ней? Смерть — венец наших неудач.
Как мало полезны наилучшие советы, если даже собственный опыт так редко учит нас!
Наиболее мудрыми почему-то считаются советы, которые менее всего соответствуют нашему положению.
Мы придумали для театральных произведений такие мудрые правила, что они превосходят, пожалуй, возможности человеческого разума.
Если пиеса написана для сцены, нельзя судить о ней, лишь прочитав ее.
Бывает, что переводчику нравятся даже изъяны оригинала[174] и он объясняет глупости последнего варварством века, в который жил автор. Ну, а если я наравне с красотами постоянно подмечаю у писателя все те же промахи, мне представляется более разумным заключить, что ему присущи как выдающиеся достоинства, так и серьезные недостатки, например богатое воображение и скудость мысли, большая сила и слабое мастерство и т. д. И хотя мне не свойственно чрезмерно преклоняться перед человеческим умом, я все-таки слишком его уважаю, чтобы именовать перворазрядным гением сочинителя столь неровного, что его создания то и дело противоречат здравому смыслу.
Мы силимся отрицать за родом людским какие бы то ни было добродетели, чтобы, развенчав их, поставить на их место и оправдать собственные пороки. В этом мы уподобляемся бунтовщикам, восстающим против законной власти, но не затем, чтобы дать людям свободу и, следовательно, равенство, а чтобы узурпировать ту самую власть, которую они чернят.
Капелька образованности, хорошая память, известная смелость в суждениях и нападках на предрассудки — и вы уже прослыли человеком широкого ума.
Не следует высмеивать общепринятые взгляды — это лишь раздражает, но вовсе не обескураживает их защитников.
Самая заслуженная насмешка никого не убеждает — настолько все привыкли считать, что насмешливость вдохновляется ложными правилами.
И у безбожия, и у суеверия есть свои фанатики. Мы видели и ханжей, отрицавших за Кромвелем[175] даже здравый смысл, и вольнодумцев, почитавших глупцами Паскаля и Боссюэ.
Г-н де Тюренн,[176] мудрейший и отважнейший из смертных, чтил религию, а вот тысячи безвестных ничтожеств мнят себя равными людям высокой души и гениального ума на том лишь основании, что презирают ее.