Без общедоступных детских учреждений, без равной оплаты труда и равных возможностей мой подход к карьере, фертильности и будущему никак не мог быть таким же, как у мужчины.
Если бы я работала, то почти наверняка зарабатывала бы меньше, чем мужчина на эквивалентной должности[9]. Если бы я захотела родить ребенка, пришлось бы каким-то образом придумать дополнительную статью дохода, просто чтобы оплачивать ясли и садик, или вообще уйти с работы на пять лет, пока ребенок не пойдет в школу. В местных муниципальных яслях пребывание любого ребенка в возрасте от 0 до 2 лет обходится как минимум в 43 фунта в день12. Если совокупный семейный доход выше 35 000 фунтов (хотя наш определенно таким не был), плата повышается до 50 фунтов в день. То есть, чтобы отдать малыша в ближайшие ясли и вернуться к работе с полной занятостью, мне понадобился бы надежный и регулярный доход, составляющий как минимум 215 фунтов в неделю или 860 фунтов в месяц, только чтобы покрыть затраты на ясли в то время, когда я буду работать. Не говоря о деньгах на продукты, транспорт, аренду квартиры, отопление и все прочие роскошества, на которые вынуждены тратить денежки родители. В Соединенном Королевстве средние расходы на содержание ребенка младше двух лет в яслях составляют 127 фунтов в неделю, если работать с частичной занятостью (25 часов в неделю), и 242 фунта в неделю при полной занятости (50 часов в неделю); а средняя заработная плата работающего с полной занятостью составляет 569 фунтов в неделю13 (или примерно 29 500 фунтов в год, а после вычета налогов – еще меньше). Это означает, что после затрат на ясли (только на одного ребенка младше двух лет) остается в среднем 327 фунтов в неделю на жизнь – на прочие счета, на еду, автобусные билеты и выплату студенческих кредитов. То есть 43 % дохода сразу уходит на ясли. Даже при финансовой поддержке партнера это тяжело; для родителей-одиночек ситуация приближается к неразрешимой.
Если только ваша заработная плата не существенно выше средней по стране, вам было бы невероятно трудно зарабатывать достаточно для оплаты счетов, еды, одежды и прочих нужд, собственных и ребенка, не говоря об оплате яслей – которые и позволили бы вам, собственно говоря, столько зарабатывать. Может, у нас сегодня есть некая степень свободы репродуктивного выбора и свобода работать. Однако это не настоящий выбор и не истинная свобода, если затраты на детские учреждения и негибкость системы трудоустройства не дают столь многим женщинам шанса позволить себе и семью, и карьеру.
Точно так же у нас сейчас относительная свобода делать карьеру на более высокостатусных, заметных рабочих местах, например в СМИ и искусстве. И это не истинная свобода, если в то же время мы должны платить непомерные деньги за аренду жилья далекому и богатому владельцу, при этом получая минимальную зарплату и постоянно сталкиваясь с предложениями поработать бесплатно, поскольку это якобы поможет «поднять ваш престиж». Репродуктивный выбор и доступ к трудоустройству никоим образом не гарантируют в «годы паники» ни защищенности, ни возможностей, ни свободы. И давайте не забывать: все это говорю я, которой невероятно повезло быть белой женщиной, представительницей среднего класса, живущей в экономически развитой стране и имеющей высокостатусную работу.
У цветных, с низкооплачиваемой работой, занятых неквалифицированным трудом или не имеющих доступа к высшему образованию, инвалидов и жительниц развивающихся стран возможности соблюсти требования в повседневной жизни еще меньше. Представим, что я, как и многие девочки из моей школы, «завязала» с официальным образованием в шестнадцать, устроилась уборщицей с почасовой оплатой. Потом познакомилась с мужчиной, который не любит пользоваться презервативами, не захотела бы отпугнуть его «фригидностью» или «несговорчивостью», влюбилась бы настолько, что потеряла бы голову, забеременела, не будучи членом профсоюза, не имея понимающих родителей, сбережений, права на оплачиваемый отпуск по беременности и родам, не могла позволить себе платить за ясли. Что бы я сделала? Где были бы мои равные возможности, финансовая независимость или свобода от мужского превосходства?
Прошло пять десятилетий после Национальной конференции за освобождение женщин. Мы потерпели полный крах в попытках создать общество, где карьера и ребенок не оказывались бы взаимоисключающими. Я по-прежнему оставалась в капкане между счетчиком яйцеклеток в теле и шаткой лесенкой карьеры. Я любила работать, любила свою работу, любила независимость и уверенность, которые она давала. Если совсем честно, я обожала подаренное ею жестокое чувство превосходства над всеми этими счастливыми, довольным женщинами, которые, в отличие от меня, способны поддерживать длительные отношения с обожающими их партнерами. Меня грела мысль, что каждому человеку, который когда-либо отвергал или принижал меня, придется однажды развернуть газету или включить радио и столкнуться нос к носу с моим успехом. И все же, чтобы родить ребенка, пришлось бы пожертвовать карьерой частично или даже полностью, как минимум на какое-то время. Тогда, в 1970 году, женщины требовали равных возможностей, равной оплаты и освобождения от ясельной кабалы не просто ради заработка (хотя века рабства, работных домов, крепостного права и отношения к женщинам как к движимому имуществу доказывают: финансовая независимость сама по себе – вполне пуленепробиваемый мотив), но и ради всех прочих вещей, которые может дать работа. А именно ради защищенности, чувства «я», общественного признания, чувства цели, какого-то рода деятельности вне отупляющей монотонности домашнего хозяйства, коллег, физического пространства, тем для разговоров с друзьями, равенства, возможности доказать, что ты в чем-то мастер, возможности отвлечься, товарищества и просто права считаться «нормальными» для большинства работающих людей.
Для многих вопрос, как разрешить противоречие между карьерой и родительством, решается просто: вообще не иметь детей. Как выразилась в разговоре со мной редактор, писательница и ведущая Терри Уайт, «главный миф, который рассказывали нашему поколению, – возможность иметь все. Я совершенно четко понимала, что не смогу сделать карьеру, которую хочу, если у меня будет ребенок». И поэтому Терри год за годом, десятилетие за десятилетием выбирала работу. Она отдавала внимание литературным трудам, деловым контактам, путешествиям и управлению огромными коллективами людей. И все это делала ради того, чтобы создать ту карьеру, ту жизнь, о которой мечтала. Она честно и остроумно говорила о своем выборе в пользу бездетности; защищала право женщин выбирать; давала отпор биологическому детерминизму. А потом, через полгода после нашей беседы, через пару месяцев после того, как ей исполнилось сорок лет, всего через пару недель после того, как я (как мне тогда казалось) завершила книгу, Терри объявила, что беременна.
Это доказывает: «годы паники» и «поток» нередко продолжаются и после сорокалетнего рубежа. Каждая из нас способна сменить убеждения, не говоря уже о перемене обстоятельств. В общем и целом я, хоть и выбрала несколько иной путь, согласна с Терри. Я никогда не узнаю, чего могла бы достичь, если бы не взяла паузу для рождения ребенка, если бы амбиции и приоритеты не были безвозвратно изменены материнством, если бы я не создала для себя «пожизненного иждивенца». Внушая людям, особенно женщинам, что они способны получить все – просто усердно стараясь, – мы снимаем с работодателей бремя обязанности создавать рабочие места, где это действительно возможно. Поэтому снижение доходов, уступки в образе жизни и планах, обязанности, которые налагает родительство, попросту слишком велики, жертвы – слишком значительны.
Помню, как была на праздновании тридцатилетия подруги, и ее тетушка в костюме с леопардовым принтом принялась деликатно расспрашивать меня, жевавшую колбаску-гриль.
– У вас есть дети? – поинтересовалась она.
– Нет, – кратко ответила я, выковыривая из зубов застрявший уголек.
– О, понятно, – проговорила она с понимающей улыбкой. – Вы выбрали карьеру.
Помню, хотелось завопить ей в лицо, что это не должно быть нашей единственной альтернативой.
Матерям тоже должно быть позволено иметь амбиции.
Карьеристки должны иметь возможность рожать детей. Вместо этого я, не то чтобы совсем нечаянно, облила ее туфли кетчупом.
Самое забавное, всего через пару месяцев после знакомства со стеклянным младенцем и внезапного осознания собственных карьерных перспектив в качестве помощницы редактора в процессе поедания пасты я таки получила своего рода повышение. Собеседование было примечательным по двум причинам. Во-первых, я едва не расплакалась, когда начальник спросил, где я вижу себя через пять лет. Этому вопросу, да будет мне позволено сказать, место на психотерапевтическом сеансе, а не на беседе по поводу работы! Когда я сидела за маленьким столом с белой столешницей, глядя на небоскреб «Осколок», видневшийся под частично опущенной рулонной шторой, полная неопределенность моего будущего нахлынула подобно цунами.
Буду ли я по-прежнему одинока через пять лет? Будет ли у меня работа? Буду ли жить в Лондоне? Начнется ли менопауза? Буду ли вести колонку в национальной газете? Буду ли замужем? Будет ли у меня собственный отдел? Буду ли по-прежнему выпивать по три бутылки белого вина, а потом ехать на велосипеде домой через Лондонский мост, делая вид, словно мне все нипочем? Будет ли у меня ребенок? Буду ли я жить в маленькой съемной квартирке рядом с рекой вместе с последней еще незамужней подругой? Буду ли вести программу на
Бедный босс заметил, как приливная волна паники затопила мое лицо, и быстро перевел разговор на менее деликатные темы, вроде состояния рабочего стола и транспортных расходов.
Второй достойный упоминания момент возник чуть позже, когда я заговорила о названии должности. Я объяснила, что до тридцати хотела бы повышения с «помощницы редактора» до чего-то чуть более статусного. Рассказала, что, если когда-нибудь возьму отпуск для рождения ребенка, мне, вероятно, придется входить в нашу индустрию заново два или три года спустя, претендуя на ту же должность. Если делать это со строчкой вроде «выпускающего редактора» или «заместителя редактора» в резюме, она могла бы стать решающим фактором между решительным отказом и хотя бы возможностью попасть на собеседование. Я объяснила, что, если когда-нибудь решусь создать семью, мне нужно заранее выйти из категории помощников, иначе не будет ни малейшего шанса получить работу, дохода от которой хватит на содержание семьи, когда я снова начну работать. Мне нужно повышение, пусть даже формальное изменение названия. Начальник сидел, делал заметки и кивал.
Две недели спустя я и моя сменщица стали выпускающими редакторами. Он услышал, понял и, как все хорошие начальники, сделал что-то для улучшения ситуации, которой прежде не придавал значения на сознательном уровне. Я, конечно, кое-что сделала, чтобы заслужить новую должность, но порой единственное, что требуется, – это дать проблеме определение в публичном пространстве. Вот во что верили участницы Конференции за освобождение женщин в Рёскине. И в это же верили их мужчины в яслях при конференции. Союзники найдутся. Просто иногда нужно попросить помощи, чтобы получить ее.
ebooksa