Империя мертвецов

Я с головой ушел в ее изучение так же, как когда-то Виктор. Ее язык отвергает человеческое понимание. Он подчиняется нечеловеческой логике. Доктор Ватсон, Вы упрекнули меня, что я сею по всему миру новые некротехнологии. Позвольте мне опротестовать это утверждение. Человек не способен постичь “Книгу Дзиан”. Это под силу только странным созданиям вроде вашего покорного слуги… либо Лилит. Или же вполне развившимся Аналитическим Машинам. Я восхищен, что содружеству иллюминатов и Лунного общества удалось хотя бы поверхностно и несовершенно дешифровать ее содержание. Прошу вас припомнить, что для удаленного управления мертвецами мне пришлось специальным образом настроить мозг. Этот эксперимент наконец увенчался успехом в замке в Трансильвании. Да, я овладел новой технологией, но вместе с тем – языковой системой, отличной от человеческого мышления. Вы должны понимать, что, таким образом, я не могу поделиться этим знанием с миром, даже если захочу. Внешний мозг не может быть использован человеком, поскольку для проектирования и управления этим механизмом необходимо освоить язык, который человек понять неспособен. Он принципиально несовместим с человеческим мышлением. Вы, наверное, слышали о Томасе Уркхарте, который перевел “Гаргантюа и Пантагрюэля”? Говорят, он умер от смеха.

Итак, для того, чтобы понять эту книгу, нужно мышление, принципиально отличное от человеческого.

В Уолсингеме узнали про мои изыскания, когда нашли лабораторию в Трансильвании. Тогда же они, полагаю, захватили мозг для внешнего управления, но, по всей видимости, не смогли его использовать. Они не разобрались в его мудреном устройстве.

Теория Уоллеса гласит, что душа – это высшая функция организма, человек – конечная точка эволюции. Подобно спектрам, о которых говорит “Арарат”, душа случайно зародилась в точках фазового перехода сложной системы. Бессмертие, таким образом, – ошибка души, вроде бреши в системе безопасности. Человек – царь природы, повелевающий миром. Из этого следует, что человек достиг предела в длинной цепи бытия, а с помощью АВМ даже переписал изнанку эволюции.

Но разве человек настолько значим? В самом ли деле этот элемент, позволяющий с такой ясностью ощущать существование мира, появился на венце эволюции? Я не могу этого принять. В мире вихрится водоворот из миллиардов миллиардов в миллиардной степени живых существ, и я не верю, что они лишь безвольные звенья в механизме. Только оглянитесь вокруг. Вам кажется, что у деревьев и букашек нет живого восприятия? Но может, это обман наших собственных чувств? Животные неспособны на мудреные суждения, и нам кажется, будто обычно они целиком отданы борьбе за выживание. Но разве самые масштабные и бесполезные битвы на планете ведет не человек? Люди сражаются даже не за выживание!

И мы заключили пари. Мы с Ван Хельсингом, на догорающих обломках моей лаборатории. Он убежден, что сознание, душа и наши чувства – конечная точка эволюции. Я же утверждал, что сознание и душа существуют с самого зарождения жизни. Они определяют само бытие организма. Ван Хельсинг спросил, готов ли я побиться об заклад. И я согласился. А затем между нами рухнули прогоревшие балки крыши.

Я сбежал из Трансильвании и начал экспериментировать с самыми разными жизненными формами. Крупными и малыми. Молодыми и древними. Коровами, лошадьми, собаками и кошками, крысами, жуками. Даже с микробами, которых не разглядишь невооруженным глазом. Если душа не зародилась случайно в человеке, если она необходимая составляющая жизни, то я должен обнаружить ее и в микробе. Как только неодушевленные камни обретают жизнь, появляется и душа, и сознание.

Эксперименты проваливались один за другим. За двумя исключениями. С человеком и некоторым штаммом бактерий. А потом я понял, что исключение одно.

Ответ оказался до безобразия прост. Простое деяние воплощается в простоте.

Никогда мы не омертвляли человека. Иллюминатам и Лунному обществу удалось обессмертить микроба. То, что мы принимали за собственную волю, оказалось бактерией, которая живет только внутри человека.

Вы спросите, как это так совпало, что есть организм, который специализируется на человеке? Сомнение справедливое, но где бы вы, например, предположили найти микробов, которые человека убивают? А где прячутся заразные болезни, которые порой проносятся по миру между эпидемиями? Разумеется, в других животных. Иначе как объяснить периодическую природу таких вспышек? Но иногда бактерии не причиняют никакого вреда другим животным, а в нас разрастаются такой колонией, что человек не может вынести симптомов. Эти – поражают наше сознание и душу, переписывают их под себя. Вся разница со знакомой нам хворью в том, что они несут с собой не смерть, а фальшивое сознание. Я лишь немного преувеличу, сказав, что сознание – это заразная болезнь.

Я полагаю, что эти организмы сосуществуют с человеком уже давно. Глупая обезьяна заболела и обрела то, что восприняла как сознание. Точнее, болезнь заставила ее так считать. И как вы понимаете, это способствовало выживанию вида. В конечном итоге эти мартышки стали носителями этих бактерий. В этом факте нет ничего удивительного. Бактерии, которые работают в мозге, не сильно отличаются от тех, что обеспечивают функционирование кишечника, – и те, и другие помогают жизни.

Характерная черта человека, его душа – это просто фикция, навязанная бактерией, которая заставляет нас в нее верить. Духовная эссенция – это тот самый язык, благодаря которому возможно общение с микробами, с помощью которого они обмениваются алгоритмами.

Разумеется, вы потребуете доказательств. Однако вы их уже видели.

Вы видели мертвецов, которые слушаются команд. Язык, на котором говорим мы с Лилит, – это язык тех самых бактерий. Это исчерпывающе подтверждается одним-единственным экспериментом. Стоит только отделить эти микроорганизмы от людей и проверить, понимают ли они нашу речь. Мне потребовалось на этот эксперимент пятнадцать лет.

Итак, мы омертвляем человека с помощью слов. Слов, записанных на перфокарты. Но слышит их не душа человека, зажатая в тиски бактерий, а они сами. Из них какая-то доля обретает бессмертие.

Вы спросите, почему тогда не слушаются эти колонии внутри живого человека? Потому что они неоднородны. Они разбиты на группы и борются за превосходство над волей. А свою деятельность в мертвом теле продолжают только те из них, которые способны воспринять наши слова. Назовем их… экспансионистами. Внутри колонии есть бактерии, которые не приемлют омерщвление. Назовем их консерваторами. Консерваторы разбиты на множество соперничающих подгрупп, зато экспансионисты – это однородное образование.

Чтобы доступно объяснить, как связаны эти микроорганизмы с людьми, сравним эту связь с отношением людей к АВМ. Представьте себе покорных исполнителей чужой воли, которые ничего не хотят самостоятельно. Таковы и мертвецы.

Мы неправильно понимаем сущность души.

Но это не доказывает, что ее у нас нет. Так же, как пассивность этих организмов в других видах не означает, что у тех нет души и сознания. Мозг человека очень сложен и порождает множество, как их называет “Арарат”, спектров, коими и пользуются микробы.