Турнир

— Ужасно, — выдохнула она. — Просто ужасно, Вайю. Ужасно настолько, что это почти вызывает дрожь. Как будто умерли все, и ты осталась последней из Блау… ой, — Фей несколько раз шлепнула себя ладошкой по губам. — Прости, Великий.

Амулет Великого сработал.

— Леди Блау, — старичок помощник распорядителей подошел не слышно и застыл за моей спиной, огорченно потирая дужки очков.

— Тишина. Прошу тишины, — распорядитель замахал пурпурными рукавами в сторону трибун. — Второй тур продолжается. Леди Блау, прошу.

Старичок мучительно покраснел.

Первые ноты горна взвились вверх, ошеломляя и тревожа, я помнила про Турнир, но эти звуки даже у меня внутри вызывали нервную дрожь. Я трубила тревогу. Тревогу. Тревогу.

Голубому и пока ещё безоблачному небу над моей головой.

— Тихо. О нарушении каких ещё правил вы должны мне сообщить?

И снова горн. Прорыв запечатан. Ветер стихает. Маги падают на колени, с выжженными источниками, трава стала алой. Души тех, кто умер кружатся над ущельем в поисках выхода, которого нет, сверху Око и их начинает затягивать в Прорыв. И снова взвивается горн, указывая путь, маня всех за собой, чтобы ушли, чтобы успели, что нашли путь…

Первые такты прозвучали тихо, в абсолютной тишине. Публика, завороженная нарядами с нетерпением ждала представления.

— А у меня траур Фей. Полный. По тому Пределу, который мы потеряли, расценивай это так.

Тушь нашлась сразу, на столике, где Фей писала стихи. Я обмакнула кисть, помедлила, и передала Фей-Фей.

Трибуны гудели, обсуждая увиденное. Геб, стоявший рядом, оттянул воротник формы, как будто ему было жарко, и с остервенением взъерошил и так лохматую шевелюру, посмотрев на меня печальным взглядом. В то, что я выиграю на музыке сегодня, не верил никто. И даже я.

Геб за ее спиной украдкой показал мне большой палец вверх и подмигнул, значит все не так плохо.

Барабан и горн унесли, истекли десять мгновений, и старичок-библиотекарь пригласил нас на выход.

Сказать, что я — автор, как Марша, я не могла. Это была не моя мелодия. Ее придумал один из менестрелей-легионеров, потрясенный событиями после мятежа. И намного позже ее стали исполнять всегда, играя посмертие. Но к событиям сорок шестого идея подходила идеально. На войне каждый день — подвиг, но есть такие, о которых помнят и два и три столетия спустя.

Кафтан Люка сел хорошо, я подвернула рукава несколько раз, застегнула, вытащив поверх малую печать Блау, и покрутилась вокруг.

На Арене ажиотаж стал больше, все трибуны с нетерпением гудели, обсуждая, что будет.

Я отстукивала первые такты имперского марша на коленке и думала. Они не дадут мне выиграть. Не оставят ни единого шанса. Псаковы правила, можно подумать этим правилам хоть кто-то когда-то следовал? Я не заметила, чтобы все участники второго тура переодевались. Или это правила персонально для Блау? Сколько же заплатили Фейу распорядителям, что они так поддерживают эту линию. Сколько. И чем. Я запомнила каждого из трех толстяков в пурпурных мантиях, неужели они думают, что Блау не взыщут долги? Или думают, что мы так слабы перед Фейу?

Фей сбоку скрипнула зубами, сжав маленькие кулачки на коленках.