Всколыхнулась гнилая ряска, дрогнул мостик, в воду свалилась пара камней, и булькнуло:
– Убирайся!
Белянка перегнулась через решетку и на пару мгновений, пока не сошлась болотная муть, встретилась взглядом с черными дырами глаз на белом лице.
– Убирайся или умри вместе со мной, – шептали искусанные в кровь губы.
– Умри? – расхохоталась Белянка и зажала уши, чтобы не слышать эха.
Не думая, не рассуждая, она перегнулась вниз и нырнула в густую гнилую воду.
Это всего лишь сон, наваждение, самообман умирающего существа. Да, можно забраться так глубоко, что не выбраться, заблудиться в чужой душе, раствориться в токах тепла. Но что ей терять? Чего бояться?
Тина забила уши, рот и ноздри. В глазах помутнело от донного ила и грязи. Но руки и ноги уверенно гребли вниз, погружая все глубже тело, пока нос не уткнулся в сжатую кулачком ладонь.
– Убирайся! – прогудела вода, но руки утопленницы крепко ухватили запястья ледяными пальцами.
Воздух кончился. Паника спазмом подступила к горлу, сжала виски.
Наваждение, сон, самообман. Здесь нельзя задохнуться, потому что здесь нет воды. Потому что здесь нет тела. Здесь ничего нет. Тело сейчас в безопасности, в родном лесу, на поляне. А это лишь токи тепла, выкрашенные на вкус и цвет хозяйки.
Белянка вдохнула. Глубоко, полной грудью вдохнула и прокричала:
– Впусти! – и сама сжала ее запястья, вывернув руки, прильнула к зябкому телу, врываясь глубже, дальше, раньше – прорываясь к самому сердцу.
Вынырнули они в крохотной комнатке в обнимку на узкой лежанке. Тело Рани больше не было ледяным. На вытянутой шее пульсировала жилка, а на лысой голове краснели царапины.
Белянка отпрянула.
Без волос Рани походила на мальчишку. А ее глаза… они были изумрудно-зелеными с крапинкой желтых самоцветов, и громадные черные зрачки сочились такой болью, что хотелось выть. И скулы, и подбородок, и нос – все, что так отталкивало в Рани, здесь казалось нежным, беззащитным, мягким, почти детским. Рани не шевелилась и смотрела в потолок, натягивая на колени изодранное платье и хватаясь за живот.
– Где мы? – прошептала Белянка и огляделась.
Широкий подоконник вместо стола, латаные шторы, на гвозде темно-синее платье и белый фартук с яркой нашивкой, в углу веник, тряпка – и все, не развернуться.
Ветхая дверь сотряслась от ударов кулаком.
– Убирайся отсюда, шваль! Выжженные черным багульником нам не нужны!