Месма

22
18
20
22
24
26
28
30

- Видите ли… есть люди со слабым врожденным иммунитетом, — сказал он мрачно. — Чуть подул сквозняк — и все, они уже заболели! Такой человек может помереть от простуды! Ну, а у меня нечто похожее: я заболеваю при отсутствии белковой пищи, и если мой организм хоть немного не поддерживать, я тоже могу умереть — только не от простуды, а от недоедания. Организм начинает забирать белок у самого себя и попросту саморазрушается. Так мне объяснил один доктор еще в 20-е годы. Или, если точнее — так я его понял. Крайне неприятная штука, я вам доложу…

- Так это у вас… врожденное? — пытливо спросила женщина.

- Нет… приобретенное. Был у меня такой случай еще до революции. Я отравился.

Августа смотрела на него пристально и бесстрастно, будто изучала.

- Ядовитых газов надышались?.. — неожиданно спросила она.

Прохор Михайлович даже вздрогнул от такой ошеломляющей проницательности.

- С чего это вы взяли? — спросил он. — Но… в некотором роде… можно и так сказать. Была производственная авария… ну, я и попал. К сожалению, такие вещи не вылечиваются.

- Авария… — повторила Августа задумчиво. — Ну ладно, можете не рассказывать. Вам это неприятно, да это и естественно. И не мое это дело, надо заметить, вы уж меня простите! Сами знаете: бабы — народ любопытный.

Прохору Михайловичу сделалось неловко: Августа была ему спасительницей, а он даже признаться ей не хочет в таких вещах, туман на себя напускает. Однако ему совершенно не хотелось признаваться, что он — бывший офицер царской армии, да еще нынче, в военную пору! Это абсолютно излишне, просто безрассудно! Пусть эта женщина сводит его с ума, пусть она для него как свет в окошке, но… мало ли что! Трагический пример Ивана Яковлевича был слишком свеж в его памяти.

При всем этом он видел, что Августа отлично поняла, что он чего-то не договаривает. Либо он врать толком не умеет, либо она и так видит его насквозь! Ну и ладно. Она вольна думать и предполагать все, что ей угодно. А о своем прошлом он никому рассказывать не обязан. Даже ей…

Августа поднялась со стула и сделала шаг к двери.

— Вы что же… так просто и уйдете? — робко спросил Прохор, чувствуя себя почему-то виноватым. Ему хотелось как-то загладить свою чисто воображаемую вину.

— А как я должна уйти? — улыбнулась Августа. — Вообще-то мне пора! Надеюсь, кипяток у вас есть… так что чайку как нибудь попьете.

— Знаете, что? — вдруг сказал доверительно Прохор Михайлович. — А давайте я вас сфотографирую!

Августа смутилась, однако было прекрасно видно, что предложение ей приятно.

— Бесплатно? — с трогательной наивностью спросила она.

— Боже мой, ну о чем вы говорите! Конечно же, бесплатно…

Он тут же засуетился, устанавливая аппаратуру. Весьма тщательно установил штатив-треногу, закрепил на ней фотоаппарат; самолично притащил стул и установил его в нужное положение перед объективом. Прохор Михайлович был еще очень слаб, и все эти действия давались ему не без труда, однако Августа прекрасно видела, насколько ему нравится стараться ради нее, а потому решила не лезть с предложениями помощи. Фотомастер все обустраивал сам, всем своим видом стараясь показать ей, что ему нисколько не тяжело… Ведь это для нее!

Он сделал несколько снимков Августы в разных ракурсах, с каждым разом вновь и вновь поражаясь необычайной красоте этой женщины.

Она с нескрываемым удовольствием позировала ему. Вдохновение у Прохора Михайловича било, что называется, через край. В заключение он сфотографировал ее во весь рост, с волнующим наслаждением запечатлев ее необычайно высокую и царственно-статную фигуру.